"Бог воздвиг могучего императора для России ... а русский народ не оценил его и стал сознательно уклоняться от веры и своего призвания"
Судеб Божиих не испытуй и помни слова Богдана Хмельницкого:
что будет, то будет, а будет то, что Бог даст,
только от Московского царства не отложимся"
Архимандрит Варсонофий (Толстухин) (1887-1952)
Архимандрит Варсонофий, в миру - Василий Григорьевич Толстухин, родился 1 января 1887 г., в городе Епифань Тульской губернии [1]. Факты его биографии говорят: "По окончании курса городского училища... пятнадцатилетним мальчиком... поступил послушником в Валаамский монастырь [2], где с терпением и кротостью обучался монашеской жизни… В 1907 г. архиепископ Сергий Финляндский [3] ...прикомандировал его к своему архиерейскому дому. Убедившись в глубоком благочестии и незаурядных способностях... иерарх в 1909 г. послал его в Карельскую миссию катехизатором" [4].
Правящим архиереем Финляндской и Выборгской епархии с 1905 по 1917 гг. был архиепископ Сергий (Страгородский), в будущем возглавивший Русскую церковь с 1925 г., как Блаженнейший Местоблюститель Патриаршего Престола и с 1943 г., как Святейший Патриарх. Историк пишет: "Его заботами была организована при кафедральном соборе в Выборге миссия, целью которой было распространение и утверждение православия среди карел" [5]. "В свое время о. Варсонофий был келейником в архиерейском доме архиепископа Сергия Финляндского и исполнял при нем секретарские обязанности" [6], - узнаем из мемуарной литературы. За время, которое послушник Василий Толстухин провел, в качестве певчего в Финляндском архиерейском доме, архиепископ Сергий характеризовал его следующим образом: "...усердно исполнял свое дело, прекрасно читал в церкви... и вообще вел себя безукоризненно хорошо" [7].
Стремление к монашеству, которым горело сердце послушника, вскоре исполнилось. Пострижение над Василием в 1911 г., в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре совершил игумен Маврикий.
В сан диакона Толстухин был посвящен в этом же году - 21 ноября, рукоположение совершал архиепископ Сергий. Как раз в то самое время, когда отец Варсонофий проходил свое иноческое делание в Валаамской обители, этот славный монастырь посещал с паломничеством Иван Федченков, в монашестве Вениамин. Возможно, что уже тогда состоялось знакомство его с молодым иноком. В жизни им придется не раз встречаться. И. Федченков, по окончании Духовной академии в 1907 г., станет секретарем архиепископа Финляндского Сергия. В 1910-1911 гг., там же трудился и о. Варсонофий (Толстухин). Встречи с валаамскими подвижниками и общение с ними повлияли на выбор И. Федченковым монашеского пути.
В 1912 г. молодой клирик Толстухин был награжден грамотой от Святейшего Синода. Хиротония иеродиакона Варсонофия в сан иеромонаха совершилась 14 января 1922 г. [8], - узнаем из официальных бумаг.
На своем жизненном пути отец Варсонофий встретил "не мало весьма замечательных людей, - среди них: отец Иоанн Кронштадтский [9], Святейшие Патриархи Тихон, и Сергий, - и воспитанный ими церковно, с большим мужеством и подлинно христианским достоинством нес тяготу" [10], - напишут впоследствии духовные чада.
Будучи иеродиаконом, отец ездил в Оптину пустынь [11] и встречался там со знаменитым преподобным старцем архимандритом Варсонофием (Плиханковым) [12]. Об этой необычной поездке и сопутствующих событиях сохранились любопытные документы, в т.ч. и собственноручные записи отца Варсонофия Толстухина [13].
Батюшка удостоился попробовать себя, как православный гимнограф, в течение своей жизни он составил несколько акафистов известным святым. Факты биографии говорят о том, что в 1923 г. его наградил грамотой [14] архиепископ Серафим (Лукьянов) за составление акафиста преподобному Арсению Коневскому [15].
После революции 1917 г. территории на северо-западе России отошли к Финляндии. Среди этих исконно русских земель оказались, в том числе Валаамский, Коневский [16] и другие монастыри [17]. Чтобы охарактеризовать сложившуюся там ситуацию приведу цитату из книги игумена отца Харитона: "Особенно в тяжелом положении оказалась православная церковь в Финляндии в 1917 г., когда... революция ослабила русскую власть... Теперь руки враждебных сил церкви оказались развязанными и в самих приходах начались волнения разразившиеся в изгнании из приходов некоторых членов духовенства..." [18]. В Финляндии Русская Православная Церковь была объявлена "церковью национального меньшинства". В те дни "монастыри, лишенные с 1917 г. пожертвований из России, весьма оскудели средствами и вынуждены продавать свои леса и земли. Общая церковная касса имеет самые ничтожные средства" [19], - сообщал старец.
Необходимо также отметить, что 11 февраля 1921 г. Святейший патриарх Тихон даровал Финляндской церкви автокефалию [20][21] . В последующие годы этот вопрос, подогреваемый еще переходом на григорианский стиль [22] вызвал бурю нестроений и проблем в церковной жизни. Самым центром событий стал Валаамский монастырь.
Проблемы канонических территорий и юрисдикционного подчинения, не утихающие до наших дней, в то время начинали беспокоить церковную жизнь диаспоры. Коснулся этот вопрос и Финляндии. Как пишет сам отец Варсонофий в своей автобиографии: "За отстаивание в Финляндии юрисдикции патриарха Тихона был сослан на Коневец в 1922 г. и оставался там до 1926 г." [23].
Отец Варсонофий видя, как болезненно отражается на духовной жизни братства борьба, совершенно не свойственная иноческому мирному духу. Борьба, принимавшая подчас все формы и характеристики политической амбициозности, что никак не совместимо с идеалами монашества, отправляется с миссионерским и душепопечительским жаром туда, куда влекло его сердце - на помощь страдающим, испытывающим духовную жажду соотечественникам. Покидая Финляндскую епархию, молодой священник получил такую характеристику: "Исполнял обязанности честно и добросовестно, с должным вниманием и усердием" [24]. Сам о себе он пишет: "В 1926 г. был вынужден оставить Коневец и отравиться в Болгарию, в город Софию к проф. Н.Н. Глубоковскому [25]. Временно был в монастыре Преподобного Иоанна Рыльского, которому написал акафист" [26].
В Болгарии, в то время оказались тысячи бездомных сынов Руси православной. С проф. Н.Н. Глубоковским отец Варсонофий был знаком раньше, еще по дореволюционному периоду. Далее, очевидно они имели возможность встречаться за тот период времени, когда проф. Н. Глубоковский проживал в Финляндии. В августе 1921 г. Николай Никанорович с супругой Анастасией Васильевной покинул Россию и переехал в Финляндию [27]. Затем через некоторое время пожив в Германии и Чехословакии профессор с 1922 г. занял кафедру Нового Завета в Софии.
Будучи в Болгарии профессор продолжал поддерживать духовную связь с Валаамом, так в письме одному из монахов он писал об эмигрантском существовании: "...Живем здесь в немощах, скорбях и лишения и сердечно просим святых молитв" [28].
Согласно Указу Священного Синода Российской Православной Церкви, от 12/25 ноября 1921 г. иеромонах Варсонофий с 20 февраля/5 марта 1922 г. сдает экзамены перед заслуженным профессором Петроградской Духовной Академии Николаем Никаноровичем Глубоковским, и получает Аттестат, в котором говорится: "…Высшее Русское Церковное Управление заграницей, в соединенном присутствии Российского Заграничного Синода и Церковного Совета, за прекращением деятельности законного Всероссийского Церковного Управления, согласно определению своему от 2/15 августа 1922 г., удостаивает иеромонаха Варсонофия, в мире Василия Толстухина, родившегося 1-го января 1887 г., прав окончившего курс наук Духовной Семинарии с званием студента. Настоящий Аттестат, за надлежащим подписанием, с приложением печати, выдан из Высшего Русского Церковного Управления заграницей. Председатель Высшего Русского Церковного Управления заграницей - митрополит Антоний, Член Российского Заграничного Синода - епископ Амфилохий, №1366, 23 августа/5 сентября 1922 г. Юго-Славия, Сремски Карловцы" [29]. Необходимо отметить эрудицию молодого священника, как видно из его Аттестата, помимо отличных и хороших отметок по богословским дисциплинам, философии, истории, литературе и математике, он показал знания следующих иностранных языков: шведского, финского, немецкого и французского.
Очевидно, к этому же периоду, нахождения о. Варсонофия в Болгарии, относится встреча его с высокопреосвященным архиепископом Феофаном (Быстровым) [30].
Затем, вслед за русскими эмигрантами иеромонах перебирается во Францию. "Из Болгарии вызван митрополитом Евлогием в Париж, где был вольнослушателем в Богословском институте", - свидетельствует его автобиография [31]. Кстати сказать, с владыкой Евлогием Варсонофий Толстухин были земляки, оба родились в Тульской губернии. В Париже, довелось молодому иеромонаху встретить одного своего старого знакомого, а именно, с 1925 по 1927 гг. инспектором и преподавателем в Свято-Сергиевском институте в Париже трудился еп. Вениамин (Федченков). Вот, где пришлось встретиться после Валаама. Среди преподавателей Богословского института в ту пору трудилось много известных профессоров, богословов и деятелей церкви. Вот имена, некоторых из них: А.В. Карташов [32], прот. Сергий Булгаков [33], В.В. Зеньковский [34], С.С. Безобразов (будущий еп. Кассиан) [35], прот. Георгий Флоровский. Сокурсниками отца Варсонофия по Богословскому институту были, будущие епископы Феодор (Текучев) [36] и Дионисий (Лукин) [37].
Некоторое время отец Варсонофий служил при женской обители-приюте "Нечаянной Радости" в Гарган-Ливри, где игуменией была мать Евгения (Митрофанова). Митрополит Евлогий определил его туда своим Указом, от 5/18 ноября 1926 г. [38], но ждало его другое поприще.
В следующем 1927 г. иеромонах "был послан в Марокко ради основания православного прихода в Рабате" [39].
Русские люди в нуждались в священнике, "...подбодренные временным пребыванием греческого архимандрита отца Василия (Левандоса), путешествовавшего в 1926 г. от Иерусалимского патриарха через Марокко в Америку, русские в Марокко создали временную комиссию по созданию прихода и подыскании средств на содержание священника. Комиссия уполномочила топографа А.Ф. Стефановского снестись с митрополитом Евлогием. Переписка Стефановского сначала с викарием митрополита Евлогия - епископом Вениамином (Федченковым), а позже и с самим митр. Евлогием, живущим в Париже, увенчалась успехом. 23 августа 1927 г. за №1725 последовал указ следующего содержания: "Иеромонаху Варсонофию, настоящим командируетесь Вы с 15 августа с.г. в Марокко для организации там прихода, о чем и посылается Вам настоящий указ" [40].
"Я внял призыву о помощи из далекого Марокко и послал туда своего человека - самоотверженного отца Варсонофия (Толстухина), иеромонаха Валаамского монастыря, "старостильника", покинувшего родную обитель из-за разногласия со сторонниками нового стиля", - пишет владыка Евлогий в своей книге "Путь моей жизни" [41]. В октябре 1927 г. священник прибыл к новому месту служения [42].
Вот какую характеристику своей русской пастве дал сам прибывший: "Русские элементы сложились из следующих составных частей: Во-первых, - эмигранты, отбывшие срок в Иностранном легионе и в его рядах участвовавшие в войнах по замирению Марокко, перешедшие потом по гражданской части... Позднейшая группа, прибывшая в Марокко из Франции и устроившаяся в различных учреждениях. Многие из русских устроились на фосфатных копях в г. Курибге. Другие остались в центре управления в г. Рабате. Третьи в г. Касабланке, огромный порт, который является как бы североафриканским Марселем. Четвертые рассеялись по городам Мараккеш, Фес, Мекнес, Танжер, Ужда и другим" [43]. За время прошедшее с первого появления русских в Марокко, создавались молодые семьи, которые нуждались в церковном благословении, рождались дети и нужно было совершать таинство крещения, а кто-то обретал вечный покой и на местных кладбищах становилось все больше и больше могильных холмиков из красной африканской земли.
Священник воспринимал свой приезд в Африку, как миссионерское служение. Сам он писал:
"Страна эта - место апостольских подвигов евангелиста Марка [44], священномученика Киприана, епископа Карфагенского и великого святителя христианской церкви блаженного Августина [45]; орошенная кровью множества мучеников в первые века христианства она представляла собой, до времен ислама, цветущую церковною жизнью и культурой христианскую страну с многочисленными епархиями, с развитой церковной жизнью, следами которой остались постановления Карфагенских соборов [46] православной церкви, сохранившие и до сих пор свою каноническую силу и руководящее значение. Все это величественное здание христианской церкви и жизни в Северной Африке было сметено волною ислама и разрушено до основания, ни оставив никаких следов, кроме материалов для археологических раскопок. Только берберы потомки римских ссыльных и прежнего населения, ныне уже давно мусульмане, татуируют по местному обычаю на лбу знак креста, а их женщины носят крестики, в виде украшения, бессознательно свидетельствуя о прежней принадлежности предков их варвар христианству..." [47].
Здесь же уместно будет привести свидетельство, оставшееся от одного из ближайших помощников батюшки в деле организации прихода:
"Помню я, с какой радостью отец Варсонофий созвал всех нас, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы 4-го декабря и с каким восторгом говорил о том, что ему выпало счастье трудиться над посеянным семенем в Африке евангелистом Марком и святым Киприаном Карфагенским. Тогда помню, составляя телеграмму владыке, я назвал Марокко уделом святого Киприана..." [48]. Не все были так оптимистичны, уставшие, несчастные, разуверившиеся люди говорили: "Что же, совершит он требы и поедет обратно, на обратный путь деньги имеются, а на устройство чего-либо постоянного ни каких надежд нет" [49].
Отец Варсонофий был человеком горячей веры и незаурядным организатором.
"...Его ум - не без хитрецы и практической сметки, удивительно уживается с жизнерадостностью и теплотою души",
- так записал в своем дневнике современник и последователь, второй рабатский священник отец Митрофан (Ярославцев) [50].
Произошло поистине чудо, когда люди, имевшие скудный эмигрантский заработок, приехавшие, можно сказать, ни с чем, но руководимые верой и надеждой на помощь Божию, взялись за организацию церковной жизни. Местные власти передали для богослужения временный деревянный барак, в разных городах собирались пожертвования, буквально "с миру по нитке... В Рабате устраивались благотворительные "русские вечера", которые хорошо посещались... и выручка шла в фонд на построение храма" [51].
Но тут же энтузиасты столкнулись с первыми трудностями. "Дабы жизнь нового русского прихода была неуязвима с церковно-канонической стороны на территории патриарха Александрийского отцом Варсонофием было послано извещение патриарху с испрашиванием благословения совершать богослужения и творить дело Божие в среде русских проживающих в Марокко. В ответ была получена грамота от патриарха Мелетия из Александрии 19/1 августа 1928 г., за №1671" [52].
Архимандрит Варсонофий в последствии вспоминал, о возникших проблемах:
"...православные русские насельники в Марокко имели утешение в 1928 г. отправлять церковные потребности в барачном своем храме... успех... возбудил зависть в нашем единоверце греческое архимандрите Евангелисе, прибывшем в Марокко, в г. Касабланку от патриарха Александрийского для устройства греческого прихода. В один из воскресных дней отец Варсонофий служил в барачном храме литургию. Во время литургии архимандрит Евангелос вошел в алтарь в мирских одеждах и держал себя во святой момент ниже достоинства своего сана. А по окончании литургии вышел на амвон и начал говорить по-гречески, с переводом на русский язык одной женщиной, прибывшей с архимандритом. Его речь была насыщена завистью, с антиканоническим требованием подчиниться Александрийской патриархии и передать церковь и ее имущество в ведение архимандрита Евангелоса. По окончании этой речи отец Варсонофий кратко ответил, что поднятый вопрос подлежит решению высших церковных властей, а по сему обоим и следует к ним обратиться. Через три месяца вопрос был разрешен переводом отца Евангелоса из Марокко в Александрию, а отцом Варсонофием получена грамота от патриарха Александрийского" [53], где тот просил присылать подробные отчеты, списки прихожан и вступать в сношения с патриархией по каждому конкретному случаю, как-то крещения, брака и смерти. На эту просьбу первоиерарха русский архимандрит дипломатично ответил, что послан в Африку митрополитом Евлогием и в его канонической зависимости состоит и что ему "и доношу о течении нашей приходской жизни... а равно от него же получаю всякие распоряжения, касающиеся православной русской церкви в Марокко. Православные греки, живущие в Марокко, обращаются со своими духовными нуждами к греческому архимандриту... в Касабланку. Примите Ваше Святейшество уверение в том, что канонические устои церкви мною блюдутся, как соблюдались устои церкви греческими священнослужителями на Святой Руси, где были национальные греческие храмы и подворья под непосредственным управлением греческих Первосвятителей" [54].
Уладив, таким образом, все вопросы внешнего свойства, русский приход во главе со своим пастырем, приступил к важному делу строительства церкви. В русских заграничных газетах появилось следующее воззвание: "
Православные русские люди! К вам, находящимся в рассеянии, взываем о помощи на постройку Храма Божия в Африке, в Марокко. Скитаясь в пустынях и в вертепах, часто превращенных в храмы, и в пропастях земных, мы оценили потерянное величие и благолепие наших богослужений. Мы заброшенные в Марокко, приступаем к устройству из деревянного барака, пока временного храма. Средств к сему нет никаких. Помогите нам, русские люди и все сочувствующие этому святому делу, помогите зажечь лампаду христианства - выстроить православный храм в стране магометанства. Если Христос обещает награду за чашу студеной воды, то какова же награда ожидает помогающих создать храм во славу Его славного Воскресения..." [55],
- цитировавшийся текст приведен по сохранившейся в архиве небольшой вырезке, предположительно из газеты "Возрождение" [56], но, к сожалению, без обозначения числа и года издания.
Не случайно решили храм назвать Воскресенским. Мысль об обновлении, возрождении, победе, воскресении, оптимизм и надежда на будущность России, присутствует в душах эмигрантов. И откликнулись соотечественники. Из разных стран в Рабат стали поступать письма и переводы. Позволю привести некоторые выдержки из этих документов:
"...Прочтя Ваше письмо в "Возрождении" - прошу Вас принять мою лепту на создание храма в Рабате. Дай Бог, чтобы Ваше благое начинание увенчалось успехом", "...посылаю малую лепту на храм Божий, устроенный Вашим усердием, в котором без сомнения, Вы горячо молитесь об избавлении нас от кровожадных поработителей и о возрождении нашей многострадальной Родины. Какой Вы счастливый, Батюшка, что можете молиться в своей собственной церкви...", "Примите от меня рабочего, добывающего физическим трудом себе пропитание, эту скромную лепту, пусть хоть один кусок кирпича в каменном храме будет от меня, русского эмигранта…", "Счастливы, сделать малую долю помощи Вашему великому делу..." [57].
Немного позднее отец Варсонофий поместил в газетах благодарственное письмо, в котором писал:
"…Если угодно будет Господу обрадовать нас, то Он силен, расположить сердца людей, могущих воздвигнуть здесь постоянный каменный храм" [58]. Помогавший батюшке в делах Б.К. Маслов докладывал в Париже на епархиальном собрании в 1936 г.: "Помню; как тогда эти слова отца Варсонофия, полные веры в Бога и надежды видеть построенный храм в Марокко поколебали некоторых из прихожан. Помню, как они вооружились на отца Варсонофия и даже некоторые отошли, но он не поколебался... Вот, что может сделать вера! Если она в наше время не передвигает горы каменные, то мы воочию убедились, что она из камней воздвигает Божий храм" [59].
Русский священник в Рабате "снискал любовь и глубокое почитание не только от своих духовных чад, но и от местного магометанского населения" [60]. Об отношении марокканцев к пришельцам, может свидетельствовать следующий факт. Земельный участок, на котором построен храм, был чудесным образом предоставлен одним местным жителем. Вот как писал об этом сам отец Варсонофий: "
Житель города Рабата, знатный араб Шериф Хусейн Джебли, был женат на россиянке. Екатерина Алексеевна Джебли родилась в польской семье в Саратове, затем во время учебы в Европе познакомилась с молодым арабом и уехала в Марокко [61]. От этого брака у них родились два сына и одна дочь. Семья была сплоченная и, в ней не было недостатка ни в чем. Но часто при изобилии благ земных отсутствие здоровья печалит и не веселит сердце человека. Так случилось с Шерифом Хусейном Джебли. Он заболел каким-то недугом и долго лечился. Изверившись в лечении лекарствами, он решил позвать к себе для совещания и духовной беседы русского священника, успевшего уже познакомиться с его женой и знавшего о болезни" [62]. Придя в дом к больному, батюшка сказал: "Часто Бог болезнями и скорбями в этой жизни; стучится в наше сердце, дабы мы открыли его Ему и приняли бы Его к себе. Вот вы решили, пригласить меня, служителя Христа-Бога к себе, и может быть, ваше решение произошло оттого, что Христос стучится в ваше сердце, откройте Ему вашего сердца двери, и Он исцелит Вас... апостол Христов Петр уверил нас, что "во всяком народе боящийся (Бога) и поступающий по правде, приятен Ему" (Деян.10:35). Больной заплакал и сказал: "Ну, вот что - прошу Вас, Вы служитель Христа, попросите Его, чтобы Он дал мне здоровье, и если Он услышит молитву Вашу, то я в долгу перед Вами не останусь" [63].
Сиди Хусейн Джебли поправился и сдержал свое слово. Он, фактически, подарил участок земли, для строительства на нем храма. "Выздоровление приписали молитвам. Возникло горячее желание вознаградить православного священника. "Мне ничего не надо, - сказал отец Варсонофий, - но если хотите сделать что-нибудь для нас, дайте нам кусочек земли для построения храма". - С радостью... сколько вам нужно? - Хоть бы 300 метров... - 300 мало, бери 500. Араб велел принести карту владений и указал, какой кусок он может отдать. Участок оказался большой: 800 метров.
- Что же, хочешь ты ее у меня купить или хочешь, чтобы я его подарил?" - спросил араб. Отец Варсонофий сообразил, что дарственная запись ненадежна, наследники могут ее оспаривать, сказать, что он написал ее, будучи якобы не в своем уме... -
Я хочу землю купить, - заявил отец Варсонофий.
- За сколько? - За 1 франк.
- Хорошо, бери за франк!" [64]
В тексте купчей сказано, что подписавшийся господин Шериф Эль Хусейн Сиди Ахмет Джебли Элялями принимает цену в один франк и "признает и считает плату сию доброй и надлежащей, заплаченной в звонкой монете, имеющей ход... Продажа совершена на особом условии, что приобретатель воздвигнет на означенном участке православный храм и, что ни в коем случае названный участок не может служить ни какой другой цели" [65]. Участок, фактически подаренный арабом, составлял 850 квадратных метров земли.
Екатерина Алексеевна Джебли, несмотря на свое польское происхождение, стала усердной прихожанкой русского храма, чудесным образом построенного на земле ее мужа араба-мусульманина. До сего дня остается в силе, юридически закрепленное желание шерифа Джебли о том, чтобы на его участке находилась только русская церковь, "et ne pourra servir a d'autre usage; inscrite le 20/12/30 (vol.22 #81) (и не может использоваться с другой целью; записано 20.12.1930 г. (том 22, №81)" [66].
[храм Воскресения Христова в Рабате.]
храм Воскресения Христова в Рабате.
Рабатский настоятель был возведен из иеромонахов в сан архимандрита 31 октября 1932 г. митрополитом Евлогием, в день освящения Воскресенского храма, за первой литургией [67]. Трудами отца Варсонофия были также открыты храмы в марокканских городах: Курибге, Танжере и Касабланке, богослужения для русских совершались тогда в Фесе и Мекнесе. С 1946 г. архимандрит Варсонофий в церковных документах упоминается, как благочинный русских церквей в Алжире и Марокко [68].
[2012 год. Великая суббота в Рабате.]
2012 год. Великая суббота в Рабате.
После окончания второй мировой войны архимандрит Варсонофий имел желание вернуться на родину, об этом говорит прошение, которое он направил на имя митрополита Рижского и Латвийского. Следует оговориться, ведь правящим архиереем в Латвии, был Вениамин (Федченков), хорошо знакомый отцу Варсонофию. В 1947 г. владыка, вернувшись из США, получил назначение на прибалтийскую кафедру. В своем прошении батюшка, в частности просил: "...исходатайствовать у властей предержащих пропуск в город Ригу и приписать меня в Рижскую епархию на епархиальную службу по выбору Вашего Высокопреосвященства..." [69]. В это же время архимандрит Варсонофий взял советский паспорт, что было вызвано "его желанием ехать для служения родному народу" [70].
Из-за случившегося церковного раскола, вызванного переходом Касабланского прихода в Русскую Православную Церковь Заграницей, уже на заре жизни, больного и измученного старца, буквально постигли преследования со стороны карловчан. Отец Варсонофий, "глубоко страдая за тех, кто по малодушию не выдерживал "психологического террора" [71].
Подводя жизненный итог, отец Варсонофий писал в своем завещании:
"В мире дух мой предаю Господу, сердцем моим служил Православной Русской Церкви и родному народу, а прах мой предайте марокканской земле" [72].
О кончине архимандрита Варсонофия сообщал его приемник архимандрит Митрофан: "Председатель Совета при Экзархате, архимандрит Николай (Еремин), получил… письмо от 29 февраля, следующего содержания:
Глубокочтимый и дорогой отец Николай!
То, что ожидали еще не так скоро, совершилось; я Вам уже писал о жестоком припадке с кровоизлиянием у отца Варсонофия, после чего прошло несколько дней довольно тревожных. О. Варсонофий был очень слаб, почти все время лежал, я его исповедывал и причастил и он бодрился и пытался вставать и ходить по комнатам. В 1-30 ночи на 27 ноября он закашлялся, появилась изо рта струйка крови и, он попросил отвезти его в церковь, чтобы умереть у себя; это было исполнено, но в дороге он тихо скончался. Мы с отцом Николаем Шкариным облачили его согласно завещанию и, завернув в мантию, положили в храме на "рогознице", т.е. на циновке. Гроб привезли к вечеру. Были литии, затем парастас при многих молящихся и хоре певчих.
Читалось в ночь Святое Евангелие. В 10 часов утра началась литургия, а в 11-30 отпевание, на которое прибыл по моему приглашению греческий архимандрит отец Димитрий из Касабланки. Последний принял участие в отпевании. На литургии и отпевании было очень много молящихся разных юрисдикций, православные и католики. Вышли с запрестольным крестом и хоругвями; все постороннее движение было остановлено полицейскими. Викарий католического епископа был у меня с выражением соболезнования от последнего и всего католического клира. Во французских газетах всех направлений появились сочувственные отзывы; получен ряд телеграмм и писем.
Отец Варсонофий погребен в маленьком склепе, принадлежащем нашей церкви" [73].
Приложение 1. Архиепископ Полтавский ФЕОФАН (Быстров). Бесноватый отрок и многострадальная Россия. Слово в Неделю 4 по Пятидесятнице
"Когда же наступил вечер, к Нему привели многих бесноватых, и Он изгнал духов словом и исцелил всех больных, да сбудется реченное через пророка Исаию, который говорит: "Он взял на себя наши немощи и понес болезни" (Мф.8:16-17)
Такие слова присоединяет евангелист Матфей к своему повествованию в ныне читаемом Евангелии об исцелении слуги капернаумского сотника. При чтении сих слов может кто-нибудь спросить: а существуют ли бесноватые в настоящее время и если существуют, то возможно ли их исцеление?
На этот вопрос недоумевающим мы ответим не отвлеченными рассуждениями, а изложением того, что действительно произошло в наши не столь отдаленные времена и чему современниками и свидетелями мы сами были.
В 1909 г. по всему Петербургу разнесся слух о том, что шестнадцатилетний юноша, Павел Ильинов, одержимый каким-то необъяснимым для науки недугом, привезен был к литургии в Иоанновский монастырь на Карповке [74]. И здесь произошло с ним следующее. Во время Херувимской песни он вырвался из рук пятнадцати сильных мужчин, державших его, и затем по воздуху пронесся над народом к западным вратам храма и у входа в храм упал без чувств. Бесчувственного, его взяли и принесли к гробнице отца Иоанна Кронштадского. Здесь больной на краткое время очнулся, а затем крепко заснул. Во время сна явился ему отец Иоанн, дал ему наставления, исповедал его и велел ехать в Валаамский монастырь. Что именно происходило во сне, больной, проснувшись не хотел говорить. И если бы не отрывочные фразы, сказанные в слух во время сна: "Отец Иоанн. Прости, помолись, исполню", то возможно, что все это скрылось бы, но когда он услышал от окружающих эти слова и понял, что они знают о происшедшем, то все открыл.
Вот что произошло с ним. Он увидел отца Иоанна сидящим в кресле у своей гробницы. При этом отец Иоанн сказал: "Ты видишь меня в таком виде, в каком меня никто не видел. Служи по мне панихиды, как то установлено Церковью. Но великому Богу угодно меня прославить. Придет время, и мне служить будут молебны".
После этих слов отец Иоанн дунул на больного, благословил его и добавил: "В свое время я скажу тебе, что нужно будет делать тебе для полного исцеления". И, сказавши это, скрылся. Что же слышали в это время окружавшие больного? Они видели, как он грыз зубами мраморную гробницу отца Иоанна и диким голосом кричал: "Выхожу, выхожу, о великий угодник и пророк Иоанн, но не совсем". Конечно, кричал это не он сам, а обитавший в нем демон. После этого Павел уже так не страдал от своей болезни, но еще не совсем выздоровел.
В этом же 1909 г. он из Петербурга переехал в Выборг; с благословения архиепископа Финляндского записался в послушники Валаамского монастыря и поселился в архиерейском доме в городе Сердоболе (имение Хюмпеля). Он исполнял здесь послушание на огороде и прислуживал в качестве чтеца в церкви. Там жил он до октября месяца 1911 г. 19 октября того года, в день памяти преподобного Иоанна Рыльского и дня ангела отца Иоанна Кронштадского, Господь благословил явить новую милость Свою болящему Павлу через отца Иоанна, во исполнение обещания, данного ему последним при гробнице.
С ним произошло следующее.
Вечером в этот день, после всенощного бдения, брат Павел читал акафист Божией Матери и во время чтения акафиста пришел в состояние восхищения. Его духовному взору открылось дивное видение. Первоначально во славе явился отец Иоанн с преподобным Иоанном Рыльским, затем Павел Фивейский [75] и Афанасий Афонский [76] и множество других преподобных отцов. Все они приветствовали друг друга радостными возгласами: "Радуйся, Иоанне, радуйся, Павле, радуйся Афанасие!… Наконец за ними явилась Сама Богоматерь в неописуемой славе, при явлении Которой хор преподобных отцов торжественно воспел: "Взбранной Воеводе победительная".
После этого отец Иоанн подошел к Павлу и сказал: "А теперь выйди из тела и душой последуй за нами". Весьма трудно было исполнить это повеление Павлу, но он исполнил его и последовал за преподобным Павлом Фивейским, Иоанном Рыльским и Иоанном Кронштадским.
"Они мне показывали, - говорит Павел, - первоначально райские обители и наслаждения, предназначенные для добродетельных, а затем мучения грешников. Как слава и блаженство праведников, так и мучения грешников не поддаются описанию человеческим языком. Когда было все показано, отец Иоанн стал наставлять меня, как жить, и для получения окончательного исцеления повелел мне вновь войти в свое тело и отправиться в Оптину пустынь к отцу Варсонофию, оптинскому старцу, в сопровождении иеродиакона Валаамского монастыря Варсонофия".
Старец уже был предупрежден о приезде больного с провожатым, принял больного Павла и докончил все, что было поручено ему исполнить от отца Иоанна Кронштадского. Он исповедал его и причастил, после чего и последовало окончательное исцеление больного.
До 1912 г. исцеленный Павел, уже совершенно здоровый, жил в Сердоболе, в имении Хюмпеля, а затем призван был к отбыванию воинской повинности. В 1914 г. участвовал в Великой войне. Жив ли он в настоящее время или погиб во время той войны и последовавшей за ней революции, остается не известным. Но он через иеромонаха Валаамского монастыря Варсонофия (Толстухина), некогда сопровождавшего его в Оптину пустынь, переслал мне свои записки для обнародования их через десять лет после его исцеления. Из этих, написанных им собственноручно, записок видно как то, какою болел он болезнью, как и то, по какой причине болел он той болезнью.
Из этих записок видно, что Павел во время пребывания своего в Москве, перед своим отправлением в Петербург, впал в тяжелую нужду. Нигде не мог он найти места для себя, и все близкие и знакомые отказались от него. Тяжелая нужда довела его до отчаяния; неоднократно приходила ему мысль о самоубийстве.
В одну из таких минут внезапно явился ему "таинственный старец" и сказал: "Я помогу тебе, если ты собственной кровью письменно удостоверишь, что будешь верен мне здесь, на земле, и по смерти твоей!"
"Кто же ты такой, чтобы мне верить в тебя и тебе довериться?" - спросил Павел. "Я тот самый которого не любит и ненавидит ваша Церковь", - ответил явившийся. "Хорошо, я буду верен тебе!" - заявил ослепленный отчаянием Павел и дал требуемую подписку. "Ну а теперь ты должен сбросить с своей шеи лишнюю обузу", - сказал таинственный старец и указал при этом на крест. Юноша снял и крест, и таким образом отрекся от Христа и предал душу свою дьяволу. И за это отречение его от Христа вселился в него дьявол, и с тех пор он стал одержим духом беснования.
От этого-то духа беснования и исцелил его отец Иоанн Кронштадтский, частью непосредственно, а отчасти через посредничество оптинского старца Варсонофия.
Из всего изложенного с достаточной очевидностью вытекает следующее заключение. Бесноватые или одержимые нечистыми духами существуют и в настоящее время, как некогда они существовали и в древние времена. Духу беснования предаются люди за нечестивую жизнь, особенно за грехи богоотречения и богохульство. Но существуют и в настоящее время, как некогда существовали в древне время, и праведники, угодившие Богу, которые имеют силу и власть изгонять злых духов из одержимых ими.
Величайшим из таких чудотворцев последнего времени является отец Иоанн Кронштадтский. Он настолько угодил Господу своей святой жизнью, что уже ныне числится в райских обителях в лике преподобных, наряду с Антонием Великим [77], Павлом Фивейским, Иоанном Рыльским. А глубоко поучительное повествование об отроке Павле помимо своего непосредственного значения имеет и глубоко символический смысл. Этот бесноватый отрок прообразует собой нашу несчастную и многострадальную Россию. И она, несчастная, как этот отрок Павел, предана духу беснования за свои грехи и за свое нечестие. Предана не по причине оставления ее Богом, а по причине особенной любви Его к ней. Ибо "Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает" (Евр.12:6), да спасется дух его (1Кор.5:5). Аминь.
Варна 8/21 июля 1921 г.
Приложение 2. Из личных бумаг Архимандрита Варсонофия (Толстухина). Письмо Н.М. Казанского архимандриту Варсонофию
Сердоболь, 6 июня 1935 г.
Глубокоуважаемый Отец Архимандрит.
Надеюсь, что Вы помните меня. Я - Николай Михайлович Казанский; продолжаю служить там же, где служил и в то время, когда вы были в Выборге, т.е. в Финляндском Православном Церковном Управлении в должности нотария.
Пишу вам по следующему поводу: В начале мая сего года я пробыл 4 дня на Валааме. Там однажды, благодушествуя за чайком у друга своего иеромонаха Иолия в компании с ризничим о. Фотием, у нас зашел разговор о бесах и бесноватых. Отец Иолий сказал, что он знает случай настоящего беснования и исцеления от этого и что у него есть даже записи об этом случае. Я заинтересовался этим, как интересным и поучительным материалом для журнала "Утренняя Заря" [78], редактором которого я состою вот скоро уже девять лет. Отец Иоиль тогда пошел за перегородку в своей келье и принес оттуда две тетради. Одна из них была такого размера, какие употребляются в школах, а другая большая - в лист. Обе эти тетрадки написал сам о. Иоиль и первая из них является копией с дневника послушника Валаамского монастыря Павла Ильинова, которого о. Иоиль хорошо знал в качестве своего подначального, когда был хозяином в Хюмпеля. Большая тетрадь заключает в себе записи самого о. Иоиля, которые он сделал из наблюдений над послушником Павлом. И многое там записано со слов Павла, а также с Ваших слов и сообщений. В этих записях несколько раз упоминается Ваше имя. Дальше я сделаю выписки из этой тетради, тех мест, где упоминаетесь Вы.
Первая выписка.
Павел Ильинов в Хюмпеля к нам приехал 20 февраля 1911 г. По приезде его с архимандритом Киприаном, вскоре же поехали на нашей лошади на Валаам, где Павла Ильинова одели в послушники и приехали в Хюмпеля обратно. Назначили Павла Ильинова ко мне в помощники и пономарем в церковь. Павел Ильинов часто исповедывался и причащался Св. Христовых Таин, но вид его и расшатанные нервы показывали о бывшей его болезни. Осенью 1911 г., 5 сентября, Павел Ильинов ожидал к себе в гости своего старшего брата Ивана Афанасьевича с мамашею, и вот 5-го сентября мы совершали в церкви вечерню, на которой девятый час и все прочее читал Павел Ильинов. Во время стихир на Господи воззвах слышим мы все присутствующие в церкви, сзади в церкви какой-то шум и глухой, страшно поражающий всех разговор, а после кроткого этого разговора, слышим в конце церкви топот ног уходящего из церкви Павла Ильинова. Иеродиакон Варсонофий оглянулся с клироса назад и видел выходящего из церкви вместе с Павлом Ильиновым какое-то страшилище. По данному, Павлом Ильиновым, по окончании богослужения, объяснению, он после прочтения им вечернего псалма, стал на молитву сзади церкви, на правой стороне, у печки.
Вдруг, видит он: отворяются входные двери в церковь и входит, ожидаемый им его брат Иван Афанасьевич и подходит к нему, подает руку и говорит: "Здравствуй Павка". Павел Ильинов ему говорит: "Как же ты, братец, приехал, не известив меня; я бы выпросил лошадку у хозяина и встретил бы тебя на вокзале".
А брат ему говорит: "Да я не один приехал, а с мамашей".
Тогда Павел спросил, где же мамаша. Брат ответил: "Мамаша ожидает у ворот на извозчике, пойдем, встречай ее".
С этим словами Павел пошел из церкви и на ходу все пробирал брата. Николай Хармайнен стоял на молитве тоже в конце церкви и он подтверждает, что Павел с кем-то разговаривал и потом, разговаривая, вышел из церкви мимо его, что его страшно поразило.
Когда Павел с братом вышли из церкви и подошли к воротам, то Павел видит, что, действительно, стоит извозчик и в экипаже сидит женщина в платке. Павел на ходу говорит: "Мама, какие вы чудаки, меня не предупредили, что Вы едите ко мне в гости. Я живу в монастыре и здесь не своя воля; я должен бы взять разрешение для вашего ко мне приезда и мне дали бы лошадь, и я бы вас встретил на вокзале. Господи, какие вы странные люди".
И вот, не успел он произнести "Господи", как все исчезло из вида, ни брата, шедшего рядом, ни извозчика с лошадью, ни женщины.
Тогда Павел в страхе не помнил, как и дошел до церкви, и вот на церковной лестнице какие-то два человека сильно борются - один из них не хочет пускать Павла в церковь, а другой отталкивает первого и хочет дать вход Павлу в церковь. Павла такой страх объял, что он, не помня себя, очнулся уже на церковной паперти и пришел в память. Помогавший Павлу войти в церковь был о. Иоанн Кронштадтский.
Вот, как описывает этот случай отец Иоилий на основании своих наблюдений, рассказа Павла Ильинова и ваших слов. Об этом случае я расспросил упоминаемого в описании о. Иоиля Николая Хармайнена. Он до сего времени служит у нас походным православным законоучителем в народных школах и часто бывает в Церковном Управлении. Хармайнен прекрасно помнит Павла Ильинова и хорошо помнит также тот случай, который описал отец Иоиль и подтверждает, что все было именно так.
Вторая выписка.
1911 г. на 19 октября, на день Ангела иеромонаха Иоиля и памяти о. Иоанна Кронштадского мы служили всенощную и вот, по окончании ее приходя домой и подкрепившись ужином, стали пить чай.
Павел Ильинов говорит хозяину иеромонаху Иоилю: "Хозяин, мне что плохо здоровится. Благословите - я пойду отдыхать, не могу пить чай".
Получив от хозяина разрешение, Павел ушел в келью и вот, когда вся братия уснула (было без четверти 11 часов ночи), я стал читать правило ко Святому Причащению.
Слышу рядом со мной у Павла какой-то разговор, который мне через стенку был не понятен. Я в страхе вышел в коридор и стал у двери Павла и слышу Павел говорит: "Простите батюшка, благословите: худо живу, много настяжал и еще дожидаю заказу" и заплакал. Это повторил он дважды.
Я от страха бужу псаломщика, с которым снова слушали у дверей Павла.
Он еще раз повторил те же слова: "Благословите и простите, помолитесь за меня, грешного, батюшка; худо живу и еще ожидаю вещей, которых я так много настяжал" и заплакал. После этих последних слов мы слышим, как что-то грохнулось не то на пол, не то об стену.
Псаломщик со страха убежал в свою келью, я тоже ушел в свою келью. Потом слышу - все тихо. Подошел к двери Павла и стал звать его по имени: "Павлуша", но в келье все было тихо. В это время ко мне снова подошел псаломщик и мы стали стучать в дверь, но в келье была мертвая тишина. Посоветовавшись с псаломщиком, я решил оставить дело до утра. Утром, в половине 7-го я послал за иеродиаконом Варсонофием, который и пришел. Мы втроем силою сорвали с двери внутренний крючок и вошли в келью Павла.
И вот, мы видим: в переднем углу на полу лежит Павел в одной рубашке, в чулках и четки в руках. Я пощупал ему голову и чувствую, что Павел жив, даже горячий.
Стали его будить, но добудиться не могли, т.е. не могли привести в чувство; дыхание у него было едва заметно. В это время приехал священник Д. Зотиков служить обедню и мы должны были идти в церковь, решив оставить при Павле иеродиакона Варсонофия. В конце обедни видим: иеродиакон Варсонофий вместе с Павлом входят в церковь. По окончании обедни, когда священник уехал домой, мы стали спрашивать Павла, что с ним было. Первым высказал желание высказаться иеродиакон Варсонофий.
Вот, что он сказал: "Когда мы все ушли в церковь, он, т.е. Варсонофий в келье Павла начал читать акафист Иверской Божией Матери.
И вот, иеродиакон Варсонофий для чтения акафиста хотел стать с правой стороны к окну от упавшего Павла, но не мог: какая-то невидимая сила не допускала его этого сделать и он вынужден был читать с левой стороны, хотя это и было не удобно. И вот, во время 3-го икоса акафиста Павел сбросил правую руку с груди и продолжал лежать неподвижно.
На 8-м кондаке акафиста Павел открыл глаза и стал с удивлением смотреть на иеродиакона Варсонофия. Тогда о. Варсонофий стал спрашивать Павла, что и как с ним все случилось. На это Павел, севши, все подробно рассказал и потом и нам - братии повторит то же.
Павел рассказал, что когда он ушел вечером в свою келью, то хотел прочитать молитвы на сон грядущим. В келье было жарко и он снял с себя сапоги и остался в одних чулках, и взял в руки четки. Начал читать вечерние молитвы, но на 6-ой молитве приостановил чтение их, чувствуя себя не хорошо, и начал читать акафист Иверской Божией Матери. И вот, на 8-м икосе видит Павел, что угол, где он молился, покрывается необъяснимым светом и в этом свете, как будто бы с небесной высоты являются три человека и приближаются к келье. Первый их них впереди других - архиерей в полном облачении с крестом в руке, не узнаваемый Павлом (после по иконам сообразили, что это Григорий Богослов), второй был Павел Фивейский, имя которого носил Павел, и о. Иоанн Кронштадтский.
И вот, когда они подошли, о. Иоанн говорит так грозно и внушительно: "Ну вот, Павел, Царица Небесная тебя спасла от врага рода человеческого, который хоте погубить тебя, и ты благодари Божию Матерь и молись вот твоему угоднику великому пустыннику Павлу Фивейскому - он много о тебе просил Царицу Небесную, и я тоже молился о тебе и вот слушай, что я тебе буду говорить. Сейчас к тебе придет Царица Небесная с сонмом небесных жителей, - не подумай, что ради святой жизни, но ради милосердия к роду человеческому и твоего спасения и через тебя и других многих, и это будет не бесовское привидение, но истина. Огради себя крестным знамением и возблагодари Заступницу, Царицу неба и земли".
Вдруг, в это время я вижу - объясняет Павел - великий свет. В этом великом свете вижу я среди сонма небожителей является Царица Небесная в чудной златотканой одежде и венец на голове Ея.
Когда Она приблизилась ко мне, о. Иоанн Кронштадтский сказал мне: "Павел, возблагодари Царицу Небесную".
Тогда я поклонился Ей и просил помолиться и взял от Нея благословение, которое Она дала по иерейски и подала поцеловать руку, а затем стала удаляться и с Нею небожители, среди которых я видел и архиереев, и священников, и монахов и мирских, мужчин и женщин.
Когда они удалились, о. Иоанн Кронштадтский грозно приказал мне: "Ну, а теперь Павел, пойдем с нами и мы тебе покажем вечное блаженство праведников и вечную муку грешников".
В это время я почувствовал, как с большим трудом что-то из меня отделяется и я стал другим Павлом, а мое греховное тело, доселе стоявшее, упало на пол. Мы пошли, а тело мое осталось лежать в келье. Впереди нас шел Святитель, а по бокам Павел Фивейский и о. Иоанн и меня ведет о. Иоанн чуть ли не за руку.
И вот мы идем через поля, овраги, реки, моря и целые пропасти. Мы проходили с большим для меня страхом упасть в пропасть по узким и скользким мосточкам, но о. Иоанн меня, падавшего духом, ободрял и помогал проходить пропасти.
Вот, наконец мы видим впереди красивую поляну и неописуемой красоты сад. Тут и плоды на деревьях, и цветы и пруды, как кристальные озера и реки, золотые и серебряные дворцы с разными украшениями. Мы стали осматривать райское селение, и много я там видел знакомых, но мне было воспрещено говорить, а Валаамского иеромонаха Исаию тоже видел, о котором о. Иоанн не воспретил говорить, который был жив и когда ему, подвижнику, сказали об этом, то он заплакал от радости и сказал: "Слава Тебе, Господи, а я грешный, стал отчаиваться в своем спасении".
Потом о. Иоанн сказал: "А теперь мы пойдем и покажем тебе вечное мучение грешников", и с этими словами мы вышли из этого чудесного сада и долго шли по полям, лугам и лесам, но уже не было тех опасностей, как по пути в рай.
Наконец, видим впереди как бы большая крепость, огражденная каменными стенами, высотою чуть ли не до неба, так что не видно их верхних частей. Подходим к ним и видим громадной величины железные ворота на железных затворах.
Вот впереди нас шедший Святитель оградил двери, имевшимся в руках у него крестом, и двери с большим шумом раскрылись, и мы вошли внутрь за ворота и пошли далее. Первое, что нам попадается - это страшное мучение грешников в кипящих котлах, в страшных муках просящих помощи. В первом же котле о. Иоанн показывает мне грешника и говорит: Павел, узнаешь ли ты, кто это?"
О, чудо. В страхе я закричал: "Папа, да не ужели это ты здесь?"
Отец сказал мне: "Да, Павка, помолись ты за меня, я нахожусь здесь и сам себе не могу оказать ни малейшего утешения".
Тогда о. Иоанн сказал: "Видишь, Павел, твой отец, где находится; но молись за него Богу и проси Царицу Небесную, - Она может походатайствовать об избавлении его отсюда".
Потом мы пошли дальше; кто в огне горит, кто за язык железным крючком повешен, кто связанный по рукам и по ногам, и трудно пересказать все видения мучений. Я видел тут много знакомых умерших, про которых мне строго было запрещено говорить.
После всего виденного о. Иоанн говорит: ну а теперь пойдем обратно, и мы пошли в мою келью, где я вижу мое греховное тело лежащим на полу, а я таким же Павлом стою и смотрю на лежащее тело.
Тогда о. Иоанн говорит мне: "Ну, Павел входи ты в твое тело, которое тут лежит. Мне не охота было входить в лежащее мое тело и я чувствовал, что от него исходит какой-то смрад, но я не мог не послушать повелительного приказания отца Иоанна Кронштадского и как бы духом вошел в свое тело и кряду же открыл глаза.
В это время о. Варсонофий читал акафист Божией Матери. В начале чтения акафиста о. Варсонофий хотел стать с правой моей стороны, но не мог, потому что там стояли Архиерей и о. Иоанн, и они ему не дозволяли встать тут, поэтому-то он, ничего не зная здесь случившегося, не мог понять, почему ему не удается подойти ближе к окну".
Во время этого видения, по словам Павла, ему было приказано, как можно скорее ехать в Оптину пустынь по весьма секретному делу, о котором нельзя было всем открыть, причем было сказано, что он поедет с иеродиаконом Варсонофием, хотя и будут ему препятствовать выехать из Хюмпеля, но задержать не смогут; было также сказано, кто даст денег на дорогу и сколько и что с ними произойдет в дороге и в Оптиной пустыне.
Все это Павлом было передано о. Варсонофию еще до поездки их в пустынь, а когда они вернулись, то о. Варсонофий, свидетельствовал, что в этом видении Павла заключалась великая тайна и проявилось великое милосердие Божие и Божией Матери, Ее ходатайство о христианском человеческом роде. Все это видение было мне поведано со всеми их секретами Павлом не единожды и засвидетельствовано иеродиаконом мне грешному, иеромонаху Иоилю.
Вот выписка вторая о чудесном видении Павла, изложенная о. Иоилем исключительно со слов послушника Павла Ильинова и Ваших. Как и по поводу первой выписки, усердно прошу Вас, многоуважаемый отец архимандрит, сообщить мне, насколько точно и полно удалось о. Иоилю записать и изобразить это необычайное явление.
Третья выписка
После видения Павла, он с иеродиаконом Варсонофием пришли ко мне и стали просить, чтобы я тоже походатайствовал перед архимандритом Киприаном отпустить их в Оптину пустынь. Я сказал им, что я охотно согласен, но что я не знаю, что я буду говорить архимандриту, почему вам необходимо ехать в пустынь.
Я сказал: "Если вам нельзя говорить мне секретно, то я прошу мне этого и не говорить и я не отказываюсь идти к архимандриту, но не знаю, какие доводы приводить ему".
С Валаама стали доходить слухи про Павла, что это ничто иное, как прелесть бесовская, но хотя я и не совсем с этим согласен, так как был свидетелем многого, но и мне немного сомнительно, нет ли и в самом деле тут отчасти и бесовской прелести.
Тогда Павел и Варсонофий открыли мне всю тайну, хотя я их и не вынуждал к тому, но Павлу было сказано, что эту тайну можно открыть только тем, кто по необходимости будет касаться этих дел.
25-го октября 1911 г. архимандрит Киприан вернулся от архиепископа Сергия и мы втроем - иеромонах Иоиль, иеродиакон Варсонофий и послушник Павел Ильинов - отправились в дом к архимандриту Киприану.
О. Киприан, узнав о нашем желании говорить с ним, сказал: "Вот уж не ожидал такой миссии" и просил нас сесть и изложить свое дело.
Тогда Павел с о. Варсонофием рассказали все видение (а после и тайну), но архимандрит ни за что не соглашался отпустить, заявив, что видения Павла, 16-летнего мальчика - глупости, его выдумки и что Павла следует отправить на Валаам под руководство опытных старцев. Тогда и я присоединился к просьбе и мы все втроем открыли архимандриту тайну. Тогда архимандрит сказал, что не может сам отпустить, пока лично не переговорит с архиепископом Сергием.
Архимандрит Киприан вскоре же переговорил с архиепископом Сергием, после чего Павел с иеродиаконом Варсонофием отправились в Оптину пустынь. В Петербурге они достали на дорогу 50 рублей от Анны Николаевой, отслужили панихиду при гробнице о. Иоанна Кронштадского и просили его молитв.
Приехав в пустынь, сразу же отправились к великому старцу архимандриту Варсонофию в скит, где старец их любезно принял и после скитского церковного богослужения, пригласил лично Павла и о. Варсонофия в свою келию и угостил скитской пищею.
После телесного подкрепления иеродиакон Варсонофий и Павел просили старца выслушать о цели их к нему прибытия, на что старец с радостью согласился и обещал с помощью Божией, в чем сможет оказать свое содействие.
Прибывшие все по порядку сообщили о бывших видениях со всеми секретами. Беседа затянулась до 12 часов ночи и по окончании ее старец сказал о. Варсонофию и Павлу: "Господь нам поможет в этом трудном деле" и благословил нас и дал в дорогу фонарь со свечой, потому что была очень темная ночь, а ночевать нужно было в монастыре - в 1 версте от скита - и предупредил, что если в дороге будет что-либо опасное, то призывали бы имя Божие и не забывали бы ограждать себя крестным знамением.
С этим напутствием -так рассказывал мне потом о. Варсонофий - мы отправились в монастырь.
Была темная, претемная ночь, но до того тихая, что ни одна веточка не шелохнулась в лесу.
Но вот только. Что мы вошли в сосновую рощу близ скита, как вдруг задул такой сильный ветер, что громадные сучья посыпались на наши головы и на дорогу. Павел шел рядом и чуть ли не за руку держал меня. Вдруг Павел как побежит от меня в сторону со страшным криком. Я так испугался, что позабыл все на свете и кинулся вслед за Павлом, но тут вспомнил совет старца и оградил себя крестным знамением с призывом в помощь Иисуса Христа.
Отец Варсонофий схватил Павла за руку, но тот все хочет бежать от кого-то. О. Варсонофий спрашивает: "чего ты так бежишь прочь от меня?" На это Павел сказал, что его какое-то страшилище хочет убить. Подавляя страх о. Варсонофий стал креститься и читать молитву Господню и просить Павла также креститься и молиться. Немного успокоившись, они кое-как, непрестанно ограждая себя крестным знамением, прошли скитский лес, и вышли к монастырю. Ветер стал стихать, и они благополучно добрались до монастырской гостиницы, где их ждали, так как знали, что в скиту никому постороннему не разрешается ночевать.
На другой день, после раннего богослужения иеродиакон Варсонофий и послушник Павел снова отправились в скит к старцу архимандриту Варсонофию. Но в скиту старца не могли найти; его келейник также не знал, где старец, хотя он был за ранней службой в церкви и по возвращении оттуда, не попивши чаю, ушел, сказав келейнику, чтобы о нем не беспокоились.
Загадочное исчезновение старца продолжалось три дня и только в конце третьего дня старец явился домой и когда о. Варсонофий и Павел явились к нему, любезно их принял и даже, к удивлению скитской братии, разрешил иеродиакону Варсонофию сослужить ему на следующий день раннюю литургию, после которой пригласил к себе в келью, где угостил чаем и вел духовную беседу.
В тот же день, в 4 часа дня, как было условлено, иеродиакон Варсонофий и Павел снова пошли в скит, чтобы взять благословение на обратный путь, так как на другой день утром собирались ехать. Старец принял их и стал собираться в церковь на вечернее богослужение, а о. Варсонофия и Павлом пригласил для прощальной беседы придти к нему после богослужения.
Долго длилась усладительная беседа старца. В заключение ее старец сказал: "Дорогие мои о. Варсонофий и брат Павел. Вот мы здесь беседуем втроем; я уже старец, а ты о. Варсонофий еще молодой и уже иеродиакон, Бог знает, может мы с тобой в последний раз здесь беседуем (и на самом деле, пророческие слова исполнились: через полтора года он скончался и я не видел его больше. Слова иеродиакона Варсонофия).
Затем, обращаясь к Павлу говорит старец: "Вот что, Павлуша, если Господь продлит мою жизнь, тогда ты приезжай ко мне через годик, так после Рождества Христова; мы с тобой еще побеседуем, как нам спастись". (И на самом деле Павел через год был у него).
Прощаясь с Павлом и о. Варсонофием, старец сказал им: "Вот, дорогие вы мои духовные чада. Ступайте вы сейчас в монастырь ночевать, а завтра утром пораньше приходите сюда ко мне, - я поисповедую вас и после вы причаститесь Св. Тела и св. Крови Господа Бога нашего Иисуса Христа и тогда я вас отпущу в свою обитель".
Исповедь у старца произвела на иеродиакона Варсонофия и послушника Павла незабываемое впечатление. Проведенные в Оптиной пустыни пять дней, по отзыву о. Варсонофия и Павла, на всю жизнь останутся у них в памяти.
Эта третья выписка из рукописи отца Иоиля, мною в конце сильно сокращена, так как иначе заняла бы слишком много места. В рукописи довольно подробно приведена беседа старца с Вами и Павлом об антихристе, о русских императорах, о заступничестве Божией Матери и пр.
Когда я прочел эти рукописи, я смутно вспомнил, что как будто бы, где-то читал об исцелении бесноватого отрока при гробнице о. Иоанна Кронштадского при обстоятельствах, дающих основание предполагать, что речь шла именно о Павле Ильинове. В конце концов мне удалось найти препровождаемый при сем Вам листок - "За Православие", от 30 января 1930 г., где это событие напечатано. Я думаю, что это чудо было описано и в других духовных журналах, но я не нашел. Не знаете ли вы?
Описание всего этого в "Утренней Заре", мне кажется, было бы и интересно и поучительно в наше время, когда даже среди христиан отсутствует вера или, по крайней мере, сильно сомнение в существовании ангелов и бесов.
Для дальнейшей убедительности в истинности повествования порабощения Павла Ильинова диаволом и его исцеления, было бы чрезвычайно важно и ценно Ваше свидетельствование, как очевидца и наблюдателя многих бывших с Павлом явлений и как спутника его в Оптину пустынь к старцу.
В виду всего этого я обращаюсь к вам, многоуважаемый Отец Архимандрит, с усерднейшей просьбою сообщить мне, подтверждаете ли Вы все то, что заключается в сделанных мною выписках из рукописи о. Иоиля. Я лично нисколько не сомневаюсь в полной правдивости о. Иоиля, но я допускаю возможность ненамеренных ошибок, неточностей и т.п., зависящих от несовершенства человеческой памяти.
* * *
В числе лиц, которым регулярно высылается наша "Утренняя Заря" значитесь и Вы. Журнал вам высылается по адресу: Afrika. Marocco. Rabat. Archimandrit Varsonofy.
Вполне ли правилен этот адрес и аккуратно ли Вы получаете журнал? Если случилось, что по пути затерялись некоторые номера, то сообщите, - я сразу же вышлю Вам недостающие №№.
Еще раз усердно прошу вас ответить мне на это мое письмо и, по возможности, не очень задерживая возвратить мне "За Православие".
С искренним к Вам уважением
Мой адрес: Finland. Sortavala. Notari N. Kasansky.
Приложение 3. Письмо князя Н.Д. Жевахова архимандриту Варсонофию
Principe N.D. Gevakhow. Roma - Via Giuseppe Gioacchino Belli, 60 int. 1. Telefono 32-528
Рим, 20 февраля/5 марта 1941 г.
Досточтимый о. Архимандрит,
В бытность мою в 1938 г. на Валааме, известный вам Николай Михайлович Казанский передал мне несколько рукописей, в том и Ваше письмо к нему от 20 июля 1935 г., относящиеся к истории исцеления юноши Павла Афанасьевича Ильинова от беснования. Передавая мне означенные документы, Н.М. Казанский просил меня обработать эти рукописи для издания брошюры, могущей иметь общий интерес.
Я прочитал рукописи, составляющие 1) дневник Павла Ильинова. 2) Записки заведующего архиерейским домом в Хюмпеля иеромонаха Иоиля и 3) брошюру прот. П.Н. Левашова и… глубоко опечалился при мысли, что история беснования Павла была в свое время так слабо отмечена и прошла незаметной.
Между тем значение ее - ВЕЛИКО и будет мною подчеркнуто при составлении мною просимой брошюры. "Дневник" Павла переписан малограмотным иеромонахом Иоилем в небольшую тетрадку, причем не имеет конца, потому ли, что не был закончен Павлом, или же потому, что о. Иоиль не списал его до конца. Из тетрадки этого не видно. Так же весьма не ясны и неграмотны записи о. Иоиля. Весьма не удовлетворительна и брошюра прот. П. Левашова, издания в Санкт-Петербурге в 1910 г. Словом, материал для издания новой книжки, за исключением поразительного дневника Павла, весьма скудный и чрезвычайно скверно зафиксированный неграмотными записями иеромонаха Иоиля.
Так как Вы лично ездили вместе с Павлом в Оптину пустынь к старцу архимандриту Варсонофию, которого и я имел радость знать лично, то наверное, у Вас сохранились воспоминания о Павле и его рассказах, а может быть имеете и его фотографию. Усердно прошу Вас описать самым подробным образом все, что вы знаете о Павле, об обстоятельствах, приведших его на Валаам, а затем в Оптину, а затем сообщите мне, когда и куда Павел уехал из Валаама, и нет ли о нем каких-либо сведений?
Я познакомился с рукописями, полученными от Н.М. Казанского лишь после своего возвращения в Италию и, потому, будучи на Валааме, не мог никого расспросить о Павле. Теперь же приступая к работе, вижу, что многого не хватает для полноты изложения. Если вы лично затруднитесь ответить на все мои вопросы, то не откажите запросить тех валаамских старцев, которые бы могли дать Вам просимый мною ответ.
Адрес нового Валаама такой: Suomi - Finlandia. Karvionkanava. Papinniemi, Igumeni Hariton.
В частности мои вопросы следующие:
Кто уполномочил архимандрита Варсонофия потребовать от диавола расписку Павла обратно?
Из рукописей можно только догадываться о том, что трехдневное отсутствие арх. Варсонофия из Скита Оптиной пустыни объяснялось его молитвенным подвигом в лесу. Подвиг увенчался окончательным исцелением Павла, как говорят рукописи, но из них не видно, получил ли арх. Варсонофий помянутую выше расписку от диавола и что с нею сделал? При каких обстоятельствах получил расписку?
Наблюдали ли вы жизнь Павла в Хюмпеля и на Валааме? Имеется ли у кого-либо из братии валаамской фотографическая карточка Павла? Ее необходимо приложить к книжке, вместе с фотографиями архимандрита Варсонофия и Вашей, а также о. Иоиля.
Долго ли жил Павел в Хюмпеля по возвращении из Оптиной пустыни? Если справедлив слух, что он, будто бы, ушел на войну, будучи призван, в 1914 г., то не знаете ли на какой фронт он отправился? Я сомневаюсь, чтобы его могли призвать на войну, ибо в 1914 г. ему исполнилось лишь 19 лет, а в семье он был младшим.
В рукописях вовсе не соблюдена хронология событий. О. Иоиль означал месяцы, но не обозначил года.
Понимаю, что за давностью времени трудно восстановить в памяти детали, тем более, что многие из валаамских старцев, видевших или знавших Павла, уже отошли к Богу, но я надеюсь, что вы облегчите мне мой труд и сообщите мне, с возможной полнотой все, что вы знаете о Павле. Это нужно для книги, какая будет иметь общее значение.
Испрашивая Ваших св. молитв, прошу Вас верить в мое глубокое уважение и преданность.
Князь Н.Д. Жевахов, б. товарищ Обер-прокурора Св. Синода.
Приложение 4. Письмо архимандрита Варсонофия князю Н.Д. Жевахову
Eglise orthodoxe au Maroc 25.VIII-1942, Rabat.
------------
Отредактировано Ярослава (2024-03-16 09:52:14)
