Когда началось братское кровопролитие
(Грузино-Абхазская война — моё прим.),
он молился по ночам, стоя на камне, прося Господа
сохранить святую Иверию и паству Христову,
а Святейшему просил дать духа премудрости,
чтобы сдержать братоубийство.
Сам же он взял на себя в то время подвиг молчания
и воздержания в пище, вкушая только хлеб и воду,
а иногда отказываясь от нее совсем.

Его сердце могло откликаться на чужую боль
таким пронзительным порывом любви, который
кажется невозможным для человека.
«Я говорю себе, — читаем мы в его письме, — так я виноват,
что через меня святые люда кровь льют, везде идет страдание,
да лучше бы меня зарезали или убили, или потопили, или повесили,
нежели столько людей Божиих страдает».

За несколько лет до этих событий отец Виталий говорил
о предстоящих бедствиях: «Будет на земле страшная кровь,
братоубийство, голод. Не выбрасывайте пищу, будете рады и отбросам...
Люди будут искать жизни в других странах... Познайте каждый себя
и поймете, что в том, что совершается в мире, есть и наша вина,
это наши грехи».

Когда к нему обращались за благословением на отъезд из Грузии,
он отвечал: «Нет на то воли Божией. Надо быть на своих местах,
и Господь сам управит. Ищите Господа — и Господь к вам придет».
Те же, кто все-таки продавали свои дома и уезжали без благословения,
потом горько сожалели.

Отец Виталий видел, как скорби, смерть, лишения, которые выпали
на долю грузин, приблизили этот народ к Богу, укрепили веру
и упование на помощь Всевышнего. «А Россия спит», — неоднократно
с грустью говорил он, имея в виду наше душевное омертвение
в условиях обманчивого внешнего благополучия. Видимо, прозревая
будущие испытания России, он редко говорил об этом, ибо мало кто
может понести такое знание...