«Праведный старец Наум (Елисеев) из села Новониколаевки был известен на всю Россию. За исцелением к нему приезжали жители не только ростовских земель, но и всех губерний царской России. Старец запомнился своими способностями лекаря, а также пророчествами о судьбе страны, которые уже исполнились и продолжают сбываться по сей день.
   
В 1916 году к старцу прибыла семья высокопоставленного чиновника из Брянской губернии за помощью в избавлении от тяжкого заболевания, которым страдала их дочь. Святой старец молебнами за здравие болящей Елизаветы сумел помочь дочери чиновника, вскоре она пошла на поправку. В день отъезда глава семьи зашел поблагодарить Наума за помощь. В долгом разговоре старец поведал Богатыреву о своей жизни, дал советы на будущее.
   
В завершении беседы святой старец сделал пророческое заявление:
   
«И года не пройдет, как свергнут Николая, убьют его зверски, а трон займут потомки змиевы».
   
Пророк увидел, что Россию ожидают смутные времена:
   
«К концу подошло время святой Руси. Скоро в храм Божий ходить нельзя будет, а кто пойдет – останется ни с чем».
   
Праведный старец считал, что былая слава великого государства восстановится, но произойдёт это только спустя век.
   
«А стране потерпеть придется, пока наследник объявится и восстановит былую славу великого государства. А срок этот – век. Святой спаситель придёт, так и передай всем. Подобно Владимиру, крестившему Русь, государь из печи адской страну вынет, и на мировой престол поставит».
   
В 1918 году во времена гонений на приверженцев православной веры старец Наум был убит. Прошёл век и, судя по всему, его пророческие предсказания начинают сбываться».

--------------------------------------------

Пророчество старца о. Наума Елисеева Ростовского (Батайского)+1918

«Во времена правления последнего российского императора Николая II» «на ростовской земле, в Новониколаевке» около г. Батайск жил праведный старец о. Наум (Елисеев) (см. илл. 53). «О способностях старца знали все, как выходцы близлежащих городов, так и жители других губерний царской России.

К доброму дедушке приезжали, чтобы получить исцеление от недугов. При этом каждый пришедший в ветхую хижину старца не уходил без напутственного совета.

Примечательный случай произошел в 1917 году. К старцу Науму прибыл высокопоставленный чиновник из Брянской губернии, дочь которого страдала от тяжкого заболевания. Семья Богатырева разместилась в доме рядом с жилищем старца Наума.

Каждое утро начиналось с молебна за здравие болящей Елизаветы. Через четыре дня девушка пошла на поправку. Это поразило чиновника, который скептически относился к подобного рода “целителям”. Богатырев захотел щедро отблагодарить доброго старца, однако Наум отказался.
В день отъезда глава семейства зашел в келью дедушки. Разговор получился долгим. Праведник рассказал Богатыреву о своей жизни, дал несколько добрых советов, а на прощение сделал неожиданное заявление: “И года не пройдет, как свергнут Николая, убьют его зверски, а трон займут потомки змиевы”.

Затем ростовский старец Наум предрек уничтожение православных храмов. По его словам, спустя столетие величество России восстановится: “К концу подошло время святой Руси. Скоро в храм Божий ходить нельзя будет, а кто пойдет – останется ни с чем. Вам, Степан, уезжать надо, да подальше. А стране потерпеть придется, пока наследник объявится и восстановит былую славу великого государства. А срок этот – век. Святой спаситель придет, так и передай всем. Подобно Владимиру, крестившему Русь, государь из печи адской страну вынет, и на мировой престол поставит”.

Старец Наум был убит в 1918 году во время гонений на приверженцев православной веры» Существует и другое пророческое видения старца Наума о начале царства Зверя: «внезапно увидел семь великих, могучих, но как бы скованных светов. Только потому и мог я увидеть их и на них смотреть, что они были, как бы скованы. Не мог я оторвать глаз от них – так они были прекрасны. Кто-то, для меня невидимый, светлый и могучий, стал рядом со мной. Я не видел его, а только чувствовал – но так же, как если бы и видел! Хорошо, что я его не видел: все равно я не смог бы смотреть на него, так как свет его не был скован. Я ничего не спросил у Невидимого, стоящего со мной рядом, но он знал, о чем я хочу его спросить. Он вообще все знал во мне: я мог не говорить ему. Ему слова мои не были нужны – но мне нужны были слова его, так как я не имел такого дара, как он. Это ответил он мне на мой тайный вопрос, семь братьев наших – ангелы-хранители семи Церквей, о которых … читал в Откровении. Скован их свет до дня Господня, когда они – хранители, как и люди – хранимые, станут рядом, дабы дать ответ за свои Церкви. Невидимый сказал мне это на нашем языке и нашими словами, и я понял его.

– Разве есть и их вина в том, что распались хранимые ими Церкви? – спросил я.

– Церкви их не распались, ответил Невидимый, прекратилось только их земное проявление: в этом и дадут ответ и ангелы и люди.

Больше я не спросил ничего – боясь. Но он сам ответил на мою невысказанную мысль: Он знал все во мне, и он любил меня.

— Да, и ты, и я, мы все ответственны за прекращение земного проявления Русской Церкви. Посмотри туда!

И Он показал мне на горизонт за семью ангелами. Я взглянул.

– Это, сказал мне Невидимый, ангел Русской Церкви. Его свет тоже скован, и он ждет Судного дня.

Я смотрел и не мог насмотреться! Ведь это ангел моей Церкви! Какой он был прекрасный, святой и близкий! Ангел моей Церкви повернул голову и также посмотрел на меня. Этого я не видел, но чувствовал: я стал как бы частью его света. Оторваться от него я уже не мог: я стал светлым потому, что он сиял!

– Его свет, сказал Невидимый, отсвет святых Русской Церкви: он чрез них, а миллионы чрез него убелятся.

— И я вместе с ним предстану Господу? – спросил я.

— И им оправдаешься – ответил Невидимый»

11 июля 1954 года отошёл ко Господу старец Киево-Печерской лавры, высокого роста, худощавый и очень неразговорчивый схимонах Дамиан (Корнейчук) (род. в 1863 г.). Строгий аскет, молитвенник, старец всем своим видом вызывал у людей чувство благоговения. А если и говорил, то только то, что было нужно сказать. Жил он в Киево-Печерской лавре очень замкнуто, строго, не выходя даже к братской трапезе, посещая только богослужения.

«Старец был простым монахом, не имея даже священного сана. Он не был также и особо одарённым проповедником. Но что умел делать схимонах Дамиан, так это молиться. И этого было более чем достаточно, – пишет протоиерей Игорь Рябко. – Как это часто бывает уже с детства, Евдоким, так его нарекли родители, был, что называется, “поцелован Богом”. Склонность к уединению, молитвенный настрой жили в нём с самых юных лет. Когда другие дети играли и озорничали, Евдоким читал Псалтырь и Библию. Поэтому когда, повзрослев, он решил уйти в монастырь, это не вызвало ни у кого удивления. Вызывало удивление другое: каждый раз, выходя из монастыря раз в год для посещения своих родных, он молча становился в красный угол у икон и молился там сутки напролёт. В лучшем случае он мог произнести своим близким лишь пару приветственных слов. Совершив молитву о живых и почивших сродниках, монах так же молча собирался и уходил. Но и к этому со временем родные привыкли».

Схимонах Дамиан был келейником старца Ионы Киевского (+1902), который был прямым учеником и преемником преподобного Серафима Саровского. Духовные чада старца рассказывали, что, посмотрев на тогда ещё молодого священника, будущего митрополита Филарета Денисенко (нынешнего предводителя так называемой УПЦ КП), с грустью в голосе сказал: «Предашь ты нас. Много горя принесёшь Церкви».

Старец сказал, что ближе к концу времён Господь просеет православных на нашей земле через два сита. Это будут сильные искушения, которые разделят людей, и те, кто их не выдержит и не устоит в духе истины, отпадут от Бога.

«До лавры Дамиан подвизался в Ионинском монастыре. Летом он принимал народ на веранде, а в остальное время выходил к прихожанам в комнату, которая находилась рядом с кельей. Отец Дамиан стоял возле иконы Успения Пресвятой Богородицы, когда её опускали для поклонения. Послушание возле чудотворного образа несли два схимника – отец Дамиан и отец Парфений», – вспоминал архимандрит Авраамий (Куява).

Остались воспоминания о старце Дамиане. Ириада Авралева, будущая схимонахиня Ирина (1924–2004), в молодости отправилась к старцу за духовным советом. Её келейница рассказывала: «Когда матушка прибыла в Киев, она пришла в Киево-Печерскую лавру. А там в то время был великий старец, прозорливец схимонах Дамиан (Корнейчук). А к нему столько народу на приём стояло, чуть ли не полтора квартала… Он оставляет всех и бежит к ней: “Ираида, ты что опаздываешь? Ты знаешь, что ты в Книге жизни записана монахиней?” …Он матушке всю её жизнь открыл. Сказал: “Будешь в монастыре. Будешь гонима. Будешь в трёх монастырях. Потом тебя заберут. Всё ты это вынесешь. Потом будешь гонима от своих собратий”. Он обратился к иконе Пресвятой Богородицы: “Матерь Божия, как она это выдержит?” И, оглянувшись к матушке: “Матерь Божия сказала, что всё выдержишь”».

Схимонах Дамиан предсказал ей: «В последние годы будет тяжёлый крест, будешь прикована к постели, будешь тяжело болеть». И действительно, с 1980 года она уже не ходила. Ноги у неё отказали, но она сидела и сидя исполняла всё правило, а последние три года лежала.

Среди духовных чад старца была и блаженная Алипия (Авдеева) (о ней наша редакция рассказывала в «Украинском дневнике», № 709, июнь 2014 г.). Во временной жизни пристанищем старицы было дупло дерева, в котором она совершала подвиг столпничества по благословению своего духовника, наместника Киево-Печерской лавры. С утра до вечера трудилась при храме на послушаниях, а ночью шла к большой липе, растущей неподалёку от колодца преподобного Феодосия Печерского. После кончины отца-наместника её духовником стал старец Дамиан. Он благословил её жить в коридоре помещения, где находились кельи лаврских старцев.

Задолго до смерти схимонах Дамиан знал день и час своего отшествия к Богу и приготовился к нему заранее. Раздав своё скудное имущество, старец почил на девяносто первом году жизни. Могила старца Дамиана – на киевском Байковом кладбище, близ Воскресенского храма.

Сейчас в брак вступать нужно очень осторожно – сатана овладевает миром.

Будут морозы до минус 50° и жара до плюс 50°. Асфальт будет таять, а стекла – лопаться от мороза. Зимой нужно будет обязательно тепло одеваться и не следовать никакой моде. Обязательно носить нижнее теплое белье. Чайку горячего попей перед выходом на улицу. Мало кто выдержит тогда – многие от Бога отойдут. Лучше бы не дожить до того времени…

*   *   *

Из воспоминаний Матроны Михайловны:

В Лавре было всего 14 монахов. Бывало, подходили женщины к кому-нибудь из служащих отцов и спрашивали:

– Батюшка, а почему у Вас все такие старенькие служат,– ведь трудно Вам часами выстаивать?

– А кто же, голубушка, служить-то будет, молодых нет. Закроют Лавру – тогда плакать будете, а ничего не поможет. Молитесь крепче!

В 1961 году были развешены объявления о том, что ввиду аварийного состояния Лавра временно закрывается на ремонт. Почетным настоятелем монастыря в то время был старец епископ Нестор. Его по всем храмам Украины поминали. История Владыки Нестора такова. Пришел он в Лавру со своей мамой, когда ему было 8 лет. Перед этим долго просил ее, чтобы свозила. Мать оставила сына в Лавре на месяц по его просьбе. За это время он вышил несколько облачений, да так красиво! Полюбили его в Лавре. Когда мать приехала за отроком, тот попросил не благословить его выйти к ней. Но мальчику сказали: «Нет, пойди к матушке и скажи, чтобы она пришла за тобой через полгода, а там посмотрим». Так он и остался в Лавре, потом принял постриг, стал архимандритом, епископом и доживал свои дни на покое здесь же.

Лаврские старцы знали, что закроют монастырь. Но они говорили верующим, что Лавру снова откроют, если мы будем достойны, если будем молиться. Это величайшая святыня земли Российской. Отсюда пошло наше монашество. Сюда приходил за благословением на подвиги преподобный Сергий Радонежский. От Киевских старцев получил благословение идти в Саров другой великий святой Русской земли – преподобный Серафим Саровский.

После закрытия Лавры на Киев обрушились бедствия – земля поколебалась, многие дома стали оседать и проваливаться, было объявлено аварийное состояние, многих выселяли из домов. Но знамения эти никого не убедили ни в чем, а ведь старцы знали, что говорили, ибо говорили не от себя. Батюшка предупреждал, что Лавру закроют.

http://alexandrtrofimov.ru/?p=6655&page=2
http://alexandrtrofimov.ru/?p=6655

В одном из своих пророчеств о будущем матушка сказала: “Мы свое отжили в скорбях, а вам еще труднее время достанется, но это еще не конец, потом будет лучше”.

*   *   *

…однажды сказала. “Вот все ищут прозорливых, чтобы будущее знать, из любопытства, но не всем это полезно, а ты ищи духовных и мудрых людей, которые научат правильно жить”.

*   *   *

Однажды мы с матушкой смотрели настольный церковный календарь. Вдруг она остановила свое внимание на вкладке с фотографиями архиереев. Немного подумав, показала пальцем на Митрополита Таллиннского Алексия и сказала: “Не вижу ни одного достойного, только этот...” Несколько лет спустя Владыка Алексий стал Патриархом.

*   *   *

Как незаметно пришел ноябрь. Повалил мокрый снег с дождем, стало, промозгло. Затопили печки. 10 ноября 1982 года мы с подругой проснулись одновременно с каким-то тяжелым чувством на душе. Пошли на литургию, на работу надо было во вторую смену, и после службы мы отправились к матушке. Пришли к ней подавленные и грустные. “Матушка, почему-то очень тяжело на душе, может у нас будут скорби?” — “Нет, у вас ничего не изменится, просто Ленька умер. (Она иногда по-деревенски так называла людей и говорила при этом: “У нас в деревне так называли, в Колдыбани”). — “Какой Ленька?” — “Брежнев”. — “Ну и что, один умер, другой будет, что из этого?” — “При этом-то мы спокойно жили. Не знаю, как Царство Небесное, а вечный покой он заслужил, а теперь они быстро меняться будут: сначала год, потом полгода, а при третьем война и конец” (тогда мы подумали, что будет мировая война и 2-е Пришествие, но оказалось, что при Горбачеве началась гражданская война по местам и наступил конец Союза). Ушли мы потрясенные и пошли опять в монастырь, так как ни в печати, ни по радио о смерти не объявили, только играла грустная классическая музsrа, которая еще больше усиливала тоску. Мы решили сказать о смерти монахам. В монастыре встретили своего духовника и старца игумена Адриана и говорим, ему: “Батюшка, сегодня ночью Брежнев умер”. — “Да, знаю, мне на рассвете кто-то в окно кельи постучал (он жил один в монастырском саду). Я спросил: “Кто там?” А мне: “Я, Брежнев, пошел по мытарствам, помолись за меня”. Он ведь за несколько месяцев до смерти приезжал тайно в монастырь и исповедывался здесь. Бога-то он признавал”.

*   *   *

Шел 1986 год, я по-прежнему часто ходила к матушке. Она заметно сдавала физически: давно уже не ходила, даже по комнате, опять шалили нервы, и по ночам она часто вскрикивала и плохо спала. Очень боялась сквозняков и, если таковые случались, мучительно кашляла с надрывом и мокротой. Однако я не видела ее унывающей, и мне она часто советовала: “Если скорбь какая, ты веревочку тяни (так она называла читать Иисусову по четкам). Я вот все время тяну и, что мне до скорбей”. Теперь все у нее было под руками в отдельных пакетах, за подушкой, между стеной и кроватью: любимые конфеты “Снежок”, носовые платки, функцию которых исполняли салфетки или туалетная бумага (“Чтобы поменьше стирать за мной”, — говорила матушка), мыло, так как умывалась она теперь сидя, книги, бисер. Над кроваткой висела подушечка со множеством тонких иголок для шитья бисером и, когда я приходила, старица медленно, высоким, спокойным голосом говорила: “А я тебе работу приготовила”, — и протягивала катушку тонких белых ниток и штук десять тончайших игл. Я вдевала во все иглы нитки и втыкала их в подушечку над кроваткой.

В те годы недостатка в самом необходимом в магазинах не было. В маленьком провинциальном городке было плохо лишь с сыром, сливочным маслом да с колбасой. И я была очень удивлена, когда однажды я пришла к старице, и во время беседы она вдруг достала из-за подушки очередной пакетик и извлекла оттуда маленький кусочек дорожного финского мыла. Она протянула его мне со словами: “На, пригодится”. — “Да что Вы, матушка, мыла в магазинах до десяти видов, есть даже невиданное в Москве “Дегтярное”. — “Бери, бери, скоро не будет”.

Другой раз мы пили с ней чай, и, угощая меня своим любимым “Снежком”, она вдруг с какой-то горечью и глубоким вздохом сказала: “На наш век-то хватило, а вот на ваш не хватит. Скоро все кончится”. — “Да куда ж, матушка, пропадут конфеты? Конфетные деревья, что ли перестанут расти?” — бойко и с некоторой долей иронии отчеканила я. — “Перестанут”, — сокрушенно, поставив точку, закончила старица. Мне это все казалось странным, хотя я знала, что матушка ничего зря не говорит. Прошел год, и президент Горбачев ввел карточную систему. Не знаю, что было по карточкам в Москве, а у нас в Печорах совсем пропало мыло, и давали его в очень ограниченном количестве и только импортное. Конфеты продавали по карточкам лишь детям, а сахар всем по два-полтора килограмма на душу в месяц. Тогда я вспомнила про подарки старицы. А она вдруг очень полюбила сказки, и, когда я приходила к ней просила почитать, говоря: “Они добру учат”.

Становилось все труднее и труднее, но матушка велела отоваривать все талоны: на крупу, сахар, растительное масло, мыло, стиральный порошок. Я слушалась ее, хотя мне, молодой девушке, было непонятно — зачем эти склады. — “Талоны потом отменят, но будет все дорого, не сможешь купить”. Действительно, через два года талоны отменили, но в магазинах было пусто совсем. А потом цены подскочили в тысячу раз, я же жила старыми запасами. А водку меняли на дрова. — “Что, матушка, — это уже конец?” — спрашивали ее разные старушки. — “Нет, сейчас плохо, потом будет еще хуже, но потом полегчает. Это еще не конец, а потом опять плохо будет, потом опять легче, опять плохо и уж тогда конец”.

Родился он 12 октября 1935 года. Правда, никто не может назвать место рождения этого Божьего человека. Его сестра Антонина свидетельствует, что Петенька (а так, именем, его звали все в течение всей его жизни) родился таким же, как и все младенцы, и был вполне нормальным мальчиком. И лишь некоторое время спустя что-то необычное случилось с ним, и он стал слепым и убогим.

Сам Петр Васильевич говорил Нине Павловне Антоновой, что он не ходил до девяти лет. Проводил время, сидя в ящике. А передвигался на спине, отталкиваясь пятками в пол.

Отец его, Василий Егоров, около двадцати лет просидел в тюрьме за веру. Петенька рассказывал, что, когда отца забрали в тюрьму, то забыли записать его в книгу регистрации и поставить на довольствие. В результате в течение долгого времени, около трех месяцев, ему не приносили есть, а питался он как придется. "Мы в тюрьму придем, принесем передачку папе — все возвращают: говорят, что такого нет. Хорошо, что медсестра в тюрьме была знакомая: она прошла по камерам и везде громко спрашивала: "Егоров есть?". А папа уже без сил, шепотом ответил: "Есть". Так он не умер от голода".

Во время следствия над ним издевались с особой изощренностью. Он стоял, а рядом провели оголенные провода с электричеством. Если бы ночью он заснул стоя и упал на них — убило бы током. Но Василий Матвеевич все время молился — и не упал.

После суда его угнали в Коми АССР на разработку леса. Он пробыл там немало лет, затем его перевели в Казахстан. Там его жизнь стала немного легче, так как пригодилось его плотницкое ремесло. Вскоре Петр Васильевич вызвал в Казахстан семью. Когда закончился срок ссылки, Егоровы вернулись в Ульяновск.

Пока отец был в тюрьме, семье жилось трудно в Ульяновске. В основном питались продуктами со своего огорода, а купить было не за что. А однажды и вовсе пришли и стали требовать деньги на уплату налогов. Денег не было. Тогда полезли в погреб и стали выгребать картошку. А ее, картошки этой, было мало — только самим питаться. Маленький Петя сидел на печке и сказал: "А мы что будем есть?". Один из пришедших взглянул на Петю, увидел, что мальчик — калека. Что-то в нем дрогнуло. И сказал: "Хватит, оставьте, взяли и хватит". И они ушли. Петр Васильевич потом рассказывал: "А одна прозорливица мне потом сказала, что я был для этих людей, как ангел".

Когда Петр был уже в зрелом возрасте, стал ходить, отошел от своих детских заболеваний. Но Господь попустил случиться новому несчастью — во очищение души праведника. Однажды, при посадке на трамвай, Петр замешкался и сорвался со ступенек. Водитель не заметил этого. Двери трамвая закрылись — и Петр Васильевич скатился под решетку. Целый пролет его било об землю. Но это было не к смерти. Когда его привезли в больницу, хирург осмотрел его и сказал: "У него все внутри порвано, надо делать не одну операцию, а он слаб здоровьем, не выдержит, оперировать не будем". Положились на природу, забинтовали и отвезли домой. И все стало срастаться как придется. От этого у Петра Васильевича постоянно были дикие боли, которые он терпел с невероятным мужеством. У него, помимо всего, было слабое зрение, очень мало зубов (да и те все шатались), слабые, больные ноги не гнулись в подъеме, было у него очень слабое сердце и расслабленные руки. Ел он все нежирное, очень немного — и в основном мягкое. Он все время хотел пить от внутреннего жара. Из-за этого Нина Павловна Антонова носила ему в церковь в баночке молоко.

Вот какие страдания попускает Господь переносить Своим угодникам.

--------------------------

О блаженном Петре Васильевиче Егорове рассказывает Нина Павловна Антонова, 1936 года рождения, прихожанка храма в честь иконы Божией Матери "Неопалимая Купина".

— Петр Васильевич мне сказал, что в Ульяновске будет сильное землетрясение. И что мост через Волгу упадет, гостиница "Венец" упадет, и что дома на улице Урицкого упадут. "А твой дом не упадет, — сказал, — потому что я здесь был." Москва, говорил он, провалится.

А когда будет это, он не сказал. Сказал: "Люди прямо живьем пойдут в ад." И на улице Орлова здание новое большое упадет, — и здания все вдоль трамвайных путей упадут. (От редакции: мы обращаем внимание читателей на то, что не все пророчества блаженных и старцев следует понимать буквально. Возможно, и в этом случае речь шла о духовных явлениях, которые старец облек в форму конкретных техногенных катастроф или стихийных бедствий… Возможно и другое: Господь открывал подвижнику духовное состояние общества "показом" катастрофических бедствий. Во всяком случае, несомненно то — и в этом сходятся предсказания многих старцев — что мир вступил в "катастрофический" период существования — ред.).

Десять лет он с сосланным отцом жил в Казахстане. Отец Пети был плотником. Мать была у него красавица, он ее очень любил. Когда в первый раз я отводила Петра Васильевича из церкви, думала, что откроет нам сейчас дверь старушка-мать, похожая на своего сына (а был он некрасивый). Но мать у него была очень красивая женщина. Петр Васильевич говорил, что у нее еще и голос был очень красивый и что в трудные дни они с мамой пели. Мама водила его стричь в парикмахерскую.

Познакомились мы с Петром Васильевичем так. Василий Иванович Жировов умер, его похоронили, собрались на поминки. Я испекла пирог с картошкой. Но мне он не нравился: толстый, непропеченный. Ну, я и других напекла. Поехала. А Василий Иванович мне говорил: "Умру, — ты должна ходить к Петеньке." А я ведь его не знаю.

На поминках думаю: "Где же Петенька?" А один человек, незнакомый, спросил за столом:

— А с картошкой у вас пироги есть?

— Да они не очень удачные.

— Давай!

Женщина подает, а у меня сердце сжалось: "Сейчас выкинет, сейчас выкинет!" Он взял пирог, укусил:

— Ой, какой хороший! Я люблю пироги с картошкой больше всего.

Я спрашиваю у соседей:

— Это кто такой?

— Это Петенька, он непростой.

— Надо же, пироги мои похвалил.

А на самом деле он знал, конечно, и обо мне, и о пирогах моих.

Потом он мне рассказал, как о нем впервые узнали, что он непростой. Когда он был маленький, он играл больной на улице (он ведь до девяти лет не ходил, упирался ножками в землю и передвигался так на спине). Подошла к нему женщина:

— Ты во что играешь, Петенька?

— Я играю во гробики.

— Как во гробики?

— Во гробики, да и все.

Она пошла дальше, а потом задумалась над его словами и ею овладела тревога: "Ведь не кому-нибудь сказал, а мне". Побежала бегом домой. Прибежала домой, а там лежит ее мертвый сын, только что убитый в уличной драке. Вот эта-то женщина и сказала всем, что Петенька непростой. И все узнали об этом. Стал он ходить в три года, — укрепились ноги.

Поскольку ребенок был больной, родственникам, видимо, приходилось за ним ухаживать, и одна родственница все время старалась погубить его, как бы невольно задушить: она набрасывала на недвижно лежащего ребенка тяжелые шубы, одеяла, подушки, — чтобы он задохнулся. Кстати, потом, когда выросла, эта девушка кончила плохо, так как издевалась над убогим.

Более всего Петенька ходил в храм Неопалимой Купины. Его все любили и знали. И даже из других городов приезжали. Вот, например, монахи приезжали из Санаксарского монастыря. А узнали они о нем так: один монах в Санаксарах в келейной молитве помянул во здравие его имя — и вся келья в этот момент осветилась светом. "И мы поняли, что у нас есть великий святой, и приехали посмотреть и познакомиться с ним".

Однажды, стоя на утренней службе, я вспомнила, что оставила на огне кашу. Сразу после службы пошла из церкви домой. Возле церкви стоял Петр Васильевич:

— Ты куда?

— Домой. Каша на огне.

— Никуда ты домой не пойдешь, мы идем с тобой на поминки.

— Да каша же на огне!

Вышла из церкви женщина, которая пригласила на поминки:

— Ну, пойдемте!

— Нет, у меня каша на огне.

— А Петр Васильевич что сказал?

— Сказал идти на поминки.

— Значит, пойдем на поминки.

Прошло около пяти часов, прежде чем вернулась я домой. Зашла — удивительное дело: дыма нигде нет. "Снял, что ли, кто?" Захожу: ба! Моя каша так и стоит на огне и только красивой жареной корочкой прижарилась. И огонь под кастрюлей так и горит.

Петенька был очень кроткий, очень терпеливый. А ведь он говорил: "У меня так все болит!" Ведь он попал под трамвай, его бросало на рельсах, всего измяло. Било его головой об рельсы. "Я бы кричал от боли, но я терплю". Единственный раз, проходя в ванную комнату, он закричал действительно от боли, но так тоненько и тихо, как бы заскулил: "И-и-и…" Больше никогда не жаловался.

После того, как его трамвай помял, он ходил к блаженному Василию Ивановичу, который сказал ему: "Если б тебя насмерть убило, твоя мама бы не выдержала, она бы умерла от горя. Ведь отец умер недавно". А как Петенька попал под трамвай, сам не помнит.

Жил он на остановке "Мичурина", а потом пройти дворами. Он меня ругал, когда я передавала другим его слова. Святые люди не любят, когда о них при жизни говорят много. Я даже ему говорила: "Петр Васильевич, не рассказывай мне ничего, а то опять меня потом ругать будешь". Говорил ведь он разные предсказания. Сказал: "Придет время, когда люди не будут закрывать квартиры на замки, — не надо будет. А будут заходить, брать, что нужно, и уходить. Будут засухи, неурожаи и голод. По улицам будут рыскать голодные собаки и нападать на людей, питаться человечиной. И люди будут бояться выходить на улицу. Придет время, когда солнце не будет выходить из-за горизонта. Не будет восходить". Я спросила его: "Так это вечная мерзлота будет?" Он сказал: "Да".

Сказал батюшек почитать, и чтобы в платке, а не в шапке ходила в церковь, так как и Матерь Божия никогда не ходила без платка; чтобы нож в церковь никогда не брали с собой, чтобы крест висел не на цепочке, а на гайтанчике, чтобы женщины ходили в церковь в юбке, чтобы не разговаривали в церкви.

Петр Васильевич говорил, что в Ульяновске будут невозможные штормовые ветры, ураганы. Спрашиваю, бывало:

— И окна побьет?

— И дома, и деревья вырвет.

— А я попрошу тебя меня сохранить. Может, мне какие железные шторы сделать на окна?

— Ой, не поможет.

— Ну, я буду тебя просить в тот час, — ты меня услышишь? Я буду кричать к тебе.

Помолчал-помолчал, подумал и сказал:

— Услышу.

Он сказал мне, чтобы я из этого дома никуда не уезжала. Если только я выйду из своего дома, — погибну в новом доме (он провалится), — и мой старый дом провалится.

Предрекал, что меня посадят в тюрьму, но ненадолго.

Петя говорил, что земля держится святыми, как корешками: "Святые — корни, земля держится на корнях. Постепенно эти корни рвутся: праведники один за другим уходят. Потом земля понесется со страшной силой, время будет ускоряться и ускоряться, потом и солнце перестанет выходить из-за горизонта".

Однажды летом мы с ним шли в церковь, он мне и говорит: "Найдутся люди, которые будут выгонять меня из дома". Я про себя думаю: "Какой же это подлец? Я этого никогда не сделаю". А оказалось, что это прозорливый Петр Васильевич про меня сказал. Уже зимой пришел он ко мне домой помыться. Помылся и говорит: "Поезжай к моей сестре и скажи, что я домой не приду, а останусь ночевать у тебя". Я поехала, хотя было уже темно, и сказала сестре, что просил Петр. Прихожу домой, а тут скандал: домашние восстали, не хотят, чтобы Петр Васильевич ночевал. Я его собрала, не накормила, поставила после бани на слабые ноги и отправила ночью вон из дома. Привела его к знакомой христианке. Нисколько не поборолась за него, не заступилась перед домашними.

После думаю про себя: "Будешь наказана за Петра Васильевича". И точно, на следующий день иду к ранней обедне и вижу двух парней, которые играючи подкидывают вверх молоток. Поравнялась с ними и поняла, что это просто бандиты. Один (видно, старший) показывает второму: трогать не будем. Не тронули. Я отошла несколько шагов, не выдержала и оглянулась. Как они начали кричать, машут молотком, но с места не сдвигаются. Я побежала. Видно, по молитвам Петра Васильевича осталась жива.

Однажды он у меня ночевал. Утром собрались к ранней обедне. А за ночь пролил такой дождь, — и все замерзло. Дорога сделалась, как каток. Мы идем — я поскользнулась. Он говорит: "Читай молитву "Да воскреснет Бог…", читай со вниманием". Через несколько шагов я опять поскользнулась. Он: "Почему ослабила молитву?" Так и дошли до храма: я не упала, а он ни разу не поскользнулся, хотя ведь всегда с трудом ходил.

Еще он мне не раз помогал в жизни своей молитвой. Меня еще Василий Иванович благословил съездить на операцию в Москву. Но к тому времени, когда нужно было ехать, Василий Иванович уже отошел ко Господу. Я боялась ехать, так как вполне можно было съездить зря. В Боткинской больнице, куда ехали со всей страны, мало было мест для иногородних. Я еще мало тогда знала Петра Васильевича, но, увидев его на улице, упала ему в ноги со слезами и просила помолиться, чтобы меня сразу положили и чтобы я долго не жила в Москве вне больницы в ожидании места. Петр Васильевич меня благословил. Приехала в Москву, стала оформлять документы — без особой надежды: знаю, сколько всюду народу страждущего. Осталось обратиться непосредственно в регистратуру. Сколько я пережила, пока шла. Каково же было мое удивление, когда в очереди оказалось всего 2-3 человека! Подаю в окошко документы, а мне говорят: "Мы вас госпитализируем прямо сейчас. Вы готовы?" От всего пережитого у меня так пересохло во рту, что я едва вымолвила: "Да".

Операцию мне делал самый лучший врач. Я поняла, что все прошло по молитвам Петра Васильевича.

Петр Васильевич говорил:

— Придет такое время — не у кого будет спросить.

— Человек умер, лежит во гробе. Он все слышит, а сказать не может.

— Уходить на поминки из храма можно после того, как пропоют "Отче наш…".

— Если у тебя времени нет, а тебе очень хочется побыть в церкви, то приди прослушай "Верую" — и только тогда можешь уходить. Господь запишет, что ты была в церкви, потому что в "Верую" все сказано.

— Как поминать детей, загубленных абортами? Нужно кормить голубей. Когда им подаешь корм, скажи: "Помяните безымянных и о моем здравии помолитесь".

— К началу церковной службы надо приходить до колокольного звона. Звонят колокола, — ты должна стоять хотя бы во дворе.

— Одежда, в которой ходить в церковь, у женщины должна быть с длинным рукавом, в брюках ходить нельзя. Точно так и шапки. Матерь Божия в шапках не ходила. Нужно сначала покрыть голову легким платком, затем надеть шапку, а сверху покрыть шарфиком или платком.

— Чтобы не напали собаки, надо сказать: "Крест на мне, крест во мне, крест пред тобою" и два раза "Да воскреснет Бог". Это пока собаки еще далеко. Это же годится против скандалистов.

— Если муж выпивает, нужно крестить все его вещи постоянно и его самого — безпрерывно.

— Больное место крестить, читать "Отче наш", смочить это место святой водой.

За столом не велел разговаривать.

Жил Петр Васильевич скрытой жизнью. Только перед смертью стал немного открывать о себе. Сказал: "Я из великих ухожу с планеты последний".

Меня он называл "Ниночка-любимочка". Он был великий святой. Кто знал, говорил: "Он знаете, какие дела делает? — Правительственные!".

Помню последний его день. Когда я пришла в церковь, он стоял на паперти. Какой-то вялый, сам не свой. Губы синие. Видно, он знал о дне своей кончины земной.

Какие-то женщины в этот день взяли его на поминки, а за Свиягой (река в Ульяновске — В.М.) оставили одного. Он из-за слабого зрения не мог увидеть ни перехода, ни светофора.

Шофер, который сшиб его, сказал, что увидел впереди мужчину, который то вперед пробежит, то назад вернется: "Помню, подумал тогда: "Вот я тебя, пьяницу, успокою". И вот что получилось". Машина ударила Петра Васильевича так, что у него от удара об асфальт лопнул череп. Когда я пришла в больницу "скорой помощи" на улице Рылеева, хирург сказал, что люди с таким черепом не живут, надо готовиться к похоронам.

--------------------------

Выписки из дневника Нины Павловны Антоновой:

"Если б о тебе мать твоя молилась, у тебя все было бы иначе".

13.01.85 г. "А 20 дней у покойного отца когда? На двадцатом дне собери 2-3 человека в воскресенье — помяни. А потом три среды и три пятницы не ешь с утра дотемна, — вечером поешь немного. И через три недели отец тебе явится. И ты мне об этом скажешь.

3.02.85 г. "…Перед тем, как сесть за столом, скажешь: ''Ешьте с Господом Богом". И воду (когда читали канон) в кружке, — скажут, куда деть. (После пришла матушка Александра и сказала, что надо выпить). Отцу твоему полгода будет в Петров пост, в пятницу. Умер тоже в пятницу, на Сергиев день.

Тебя надо отчитывать. Вот батюшка Николай Бутасов отчитывал. Теперь его нет, помер в 1980 г.

…Будет Прощеное воскресенье, попроси у них прощения. Не кланяться, а так. Крестить их явно не надо, а про себя, чтобы они не видели.

Проси Преподобных Серафима Саровского и Сергия Радонежского, Архистратига Божия Михаила и мучеников Гурия, Самона и Авива. Они многих спасали".

"Читай акафист Св. Преподобному Сергию, тогда Матерь Божия будет впереди, а ты за нею".

"Пищу надо в гостях тайно мысленно крестить со словами: "Сохрани Господь пищу сию…" На ночь нужно перекрестить глаза: "Да воскреснет Бог…". Даже на работе, если подходят, надо читать "Да воскреснет Бог". Ночью проси Господа о матери, как ляжешь спать. Ей Господь никогда не простит, что она тебя проклинала.

--------------------------

Матушка Татьяна Александровна Лаврентьева, уборщица храма Неопалимой Купины:

Он был необычным человеком. Когда у меня сын был в армии (это было в 1980 году) и от него не было писем четыре месяца, я пришла тогда в отчаяние. Думаю: "Ну все, что-то случилось". Прихожу в церковь (а он здесь всегда стоял у порога), говорю: "Петенька, у меня такое горе. У меня от сына вот уже четыре месяца как известий никаких". А он говорит: "Он у тебя жив, и от него будет тебе весточка прямо 23 февраля". Я обрадовалась, конечно. Поверила ему. А когда пришла домой, думаю: "Ну как сказать своим дома. Вдруг не сбудется". А уж он у меня в авторитете был, Петенька-то. Вдруг не сбудется. Скажут: "Вот тебе и помощь". Но все же сказала. И вот на 23 февраля, прямо день в день, мне пришло оттуда известие, что, мол, мама, дары твои получил, жив-здоров, остальное сообщу тебе в письме.

Петя мог еще вот что. Мог сказать, если умер человек, какого числа, в какой день недели, надо будет отмечать девять дней или сорок. Точно так же мог сказать наперед, на несколько лет: какое будет число, в какой день недели, будет ли тогда пост или нет. Даже на три-четыре года вперед мог сказать, притом сразу.

Мы с ним ровесники — с 1935 года. Его родители были сосланы в Казахстан за веру и числились как "враги народа", сильно страдали. Потом по милости Божьей всей семьей вернулись в Ульяновск. Родители его были сильно верующие люди. Он сам (Петя) с детства стоял здесь в храме.

Мы с ним были друзьями. Он ко мне приходил домой. Навещал меня.

Он любил пироги с картошкой. Садится чай пить:

— Ты мне, смотри, только две ложечки клади.

— Ладно.

А что, думаю, две ложечки? Не сладко. Тихонько от него положу ложечки четыре и несу ему чай. Тут же говорил:

— Ты мне зачем четыре ложки положила? Я ведь сказал — две.

— Я смешалась, Петенька, не нарочно.

У него было больное бедро. Ходил он, припадая сильно на одну ногу. Юродствовал. Нина Антонова помогала ему ходить. А в день смерти он не велел себя провожать: знал, что попадет под машину.

--------------------------

Свидетельство инвалида Геннадия (просит милостыню в храме Неопалимой Купины:

— Петя был мой друг. Он был необычный человек, прозорливый. Стоял всегда — либо на пороге храма, либо в прихожей, либо — вовсе снаружи. Ходил вокруг церкви. Летом ходил в тапочках, брюках, пиджачке. Зимой — в фуфайке и галошах.

Он легко различал людей. Если человек плохой, — он говорил: "Проходи, проходи", а иногда обличал. Хороших тоже всегда знал. Он все знал, всех понимал. Мне сказал, что я буду жить долго.

В храме редко проходил на середину или к иконостасу, — всегда был у порога. Он был очень хороший, очень добрый человек. Лечил людей прикосновением и молитвой.

--------------------------

Клиросная храма Неопалимой Купины:

— Умер мальчик родственник (внучатый племянник), считали, что некрещеный. Не молились за него. Спросила у Пети, — молиться ли? Сказал: молиться. Стала молиться. Потом оказалось, что бабушка его окрестила все же. Петя посоветовал три дня подержать пост и просить у Бога явить судьбу мальчика. Через три дня приснилось: океан, и в нем много ребятишек плавают, черные все. И наш мальчик. И я одела его в белую одежду. И он поднялся на небо. Через молитвы наши. Петя говорил: "Умру, не к кому вам будет обратиться".

--------------------------

Звонарь храма Неопалимой Купины Татьяна:

— Я работала на заводе, а меня пригласили работать в церковь. Я хотела, но боялась идти. Приживусь ли в церкви? Пошла к Петеньке, спросила его. А он сказал: "Иди, ты ведь звонарем будешь". И вышло — как он сказал. В церкви я со временем стала звонарем.

И еще. Я его почитаю блаженным. Он и другим предсказывал. Умер он так — попал под машину.

Однажды мы читали Псалтирь на похоронах у одной матушки, тоже бывшей псалтирщицы, которая у всех читала покойников. И дали мне тогда три рубля. Это по тем временам было много. Я иду мимо церкви. Вижу — Петя. Говорю ему: "Петя, мне вот три рубля дали, возьми, помолись о Рабе Божией Екатерине (так звали покойницу). А он и говорит: — Она в церковь ходила?

— Ходила, да и Псалтирь у всех покойников читала.

— А ты не ко всем ходи читать.

Как и Василий Иванович Жировов, Петенька не просил милостыню.

--------------------------

Былинина Ольга Яковлевна:

— Изредка Петенька из храма Неопалимой Купины заходил в храм Воскресения Христова на Крестах.

Схимонахиня Сергия перед смертью говорила:

— Еще один столп в Ульяновске останется.

— А кто?

— Сама узнаешь. Господь откроет.

Не знаю: то ли о Васеньке говорила, то ли о Петре.

Когда я пошла работать казначеем в храм Воскресения Христова, он сказал: "Зря пошла". Хотя и благословил меня по моей просьбе.

На похоронах Петеньки народу было много.

--------------------------

Тамара Ивановна Белова:

— Петенька ходил зимой в фуфайке, а на ногах чесанки с калошами. Во дворе храма и в храме — без головного убора. Милостыню просил — в основном деньги. И все раздавал в храмы.

Однажды Петр Васильевич был на поминках (умерла моя родственница). Я его привела из церкви. Года за три до его смерти было дело. На поминках он вспомнил свою покойную мать и залился слезами.

А вообще он стоял у ворот храма Неопалимой Купины и, как и блаженный Андрей Ильич, все переминался с ноги на ногу. Я однажды обратилась к нему с вопросом:

— Проведут ли нам воду огород поливать?

Он сказал:

— Поля, если Бог не польет, — никто не польет. Проведут.

И точно — провели к нам воду.

--------------------------

Кассир храма Неопалимой Купины Ираида:

— В начале 1991 года при медосмотре у меня обнаружили большую опухоль. Немного понаблюдали и дали направление в онкологический диспансер. Я просила врача прописать какое-нибудь лечение амбулаторное, но мне сказали, что уже поздно, так как опухоль быстро увеличивается. Нужна срочная операция. Я со слезами обратилась к Петеньке. Он помолчал немного, раскачиваясь из стороны в сторону, как он это делал обычно, и говорит:

— Не плачь, у тебя не рак. Но тебя обязательно будут оперировать и ты из больницы живая не выйдешь. А так ты еще поживешь.

Я успокоилась. Пошла в поликлинику, сказала, что отказываюсь от госпитализации, расписалась за отказ в карточке. И вот прошло девять лет, наступил 2000 год. Уже и Петеньку похоронили. Молюсь о упокоении его души. Теперь ежегодно прохожу медосмотр, и опухоль не обнаруживают.

--------------------------

Тамара Ивановна Гаравина, клиросная храма Воскресения Христова:

— На Петра мне показал Василий Иванович перед своей кончиной.

— Как мы, Васенька, будем жить без тебя?

— А Петенька есть.

— Я его не знаю.

— Узнаешь.

Так и было потом. Он часто ко мне приходил, и к моим близким, родным. Мы ходили петь канон о упокоении. Мы у Василия Ивановича были с моей духовной сестрой Ниной Антоновой. Васенька тогда сказал нам о кончине мира — и Нина запомнила, а я забыла. И вот Петенька перед своей уже кончиной сказал Нине:

— Напомни Тамаре, что говорил Васенька, а то она забыла.

--------------------------

Погиб блаженный Петенька 22 октября 1993 года. Похоронен на Больших Ишеевских кладбищах Ульяновска.

На фото: Памятник на могиле, в которой похоронен со своими родителями Петр Васильевич Егоров; На паперти храма в честь иконы Божией Матери "Неопалимая Купина" много раз видели блаженного Петеньку.