Воспоминания инока Николо-Шартомского монастыря
Еще Любушка говорила о будущем: «Когда я умру, будет год холодный, голодный и кровавый». «Когда я умру, вам будет тяжело. А когда отец Наум умрет, вам будет совсем трудно!» Говорят, что она пророчествовала о войне с Китаем, что война эта будет недолгой, всего пять месяцев, но очень кровопролитной. Китайцы дойдут до Урала, полезут и дальше, но их отобьют (я сам, правда, не слышал этих ее слов).
Одно время она очень беспокоилась за отца Никона, все восклицала: «Убьют! Убьют родимого!» После этого на братском правиле стали петь сорок раз «Святый Боже». На жизнь отца наместника действительно были покушения. Отца Никона матушка очень любила. Когда мы, бывая у нее еще до ее переезда к нам, сообщали, что приехали от него или из Шартомского монастыря, она, бывало, сразу начинала говорить, вспоминая его маму и сестру: «А, Никон, Никон, знаю, знаю! У него еще матушка Серафима в деревне, у них Маша в Иерусалиме, коровка у них...»
Однажды после литургии на День Ангела старицы братия с отцом наместником во главе пришли поздравить ее с праздником и именинами. Попели, повеличали святых мучениц Веру Надежду, Любовь и матерь их Софию, помноголетствовали имениннице. Раиса говорит, наклоняясь к уху старицы: «Отец Никон пришел! Слышишь, Любушка? Отец Никон пришел, с братией — поздравляют тебя!» Любушка ответила: «Отец Никон? Да он кушать хочет, пускай садятся скорее, кушают!» Это была сущая правда. Завтрак: в тот день был очень скудный, одна пустая каша, и братья были, конечно, голодны. Тем паче что сестры приготовили прекрасный стол, надеясь и сами со старицей отметить ее именины. «Эх, — смущенно засмеялся отец Никон, — и правда ведь, проголодались что-то! Налетай, братья!» С заметным воодушевлением братия пропела «Отче наш», и бедным сестрам пришлось на этот раз смириться с тем, что им достались лишь остатки их кулинарных трудов. Так матушка, сама будучи постницей, как заботливая мать прозорливо снисходила братским немощам и нуждам.
Но бывали, конечно, у братии и немощи посерьезней. Так, однажды зимой 1996 года Любушка исцелила отца Никона. У него в тот день были какие-то скорби, и, чтобы развеяться, он поехал к монастырской лесной бригаде поработать на лесоповале. Валят лес, трелюют. Отец Никон прицепил тросом с чикером одно срубленное и очищенное от сучков дерево к трелевщику, а сам пошел следом. Но сваленная лесина зацепилась верхней тонкой частью (хлыстом) за другое дерево, согнулась, напряглась, натягиваемая трелевщиком, как лук, и затем резко распрямилась, ударив отца Никона Верхней частью по ноге. Он упал, к нему подбежали братья. Сразу видно — дело плохо, как минимум — перелом. Посадили на «Буран» и скорее повезли в монастырь. В монастыре он не стал даже заходить к врачу, а сразу направился к Любушке. Боль сильная, в сапоге так будто хлюпает кровь. А Любушка уже его словно ждала, хлопочет: «Раиса, давай скорее масло!» Усадила отца Никона в кресло, стала молиться и крестить ногу, потом помазала маслом. Постепенно боль стихла, и через некоторое время больной уже сам встал и своими ногами спокойно пошел в келью. На другой день боли так не бывало, а на месте ожидавшегося перелома даже не было видно синяка.
Примечательно, что через несколько лет, зимой 2002 года, с отцом Никоном опять произошел точно такой же случай на лесоповале. Но на этот раз Любушки уже не было, некому было исцелить. Оказалось порвано сухожилие, сломана кость, и отец Никон несколько месяцев провел в гипсе. Может быть, одной из причин случившегося была и необходимость несомненного уверения в том, насколько чудесным было исцеление в 1996 году.
* * *
Вспоминает матушка отца Иоанна, раба Божия Валентина
Еще помню, Любушка советовала: «Запасайте хлебушек, сухарики, год холодный, год голодный». Что это означало, сказать затрудняюсь. Молилась она по руке. Пальчиком ведет и повторяет имена. Все ее духовные чада записаны у нее на руке — все мы, вся Россия. Для нашей семьи она была духовной «скорой помощью» и сейчас незамедлительно помогает, только попроси. Хоть Господь призвал ее к вечному блаженству, Любушка не оставляет нас, убогих, она всегда живая с нами.
* * *
Монахиня Кирилла (Червова)
Молилась Любушка необычно и трогательно. И в храме, и дома она разговаривала с иконами на своем языке, обращаясь к образу на иконе как к живому. Иногда слезно просила о чем-то, иногда радовалась. Молилась она за всех, кто к ней обращался, молилась за Петербург, за Россию. Как-то сказала, что если люди будут всё так нее грешить и не будут каяться в грехах, наступит страшное время.
