прошу не забывать, что старец Иона Одесский
свидетельствовал о блаж.Александре что
она истинная Христа ради юродивая

а что касается матерной ругани, то
у юродивых в том числе у ныне уже прославленного  преп.Гавриила...
тоже имело место такое ...

Архимандрита Павла (Груздева) даже тогдашний архиепископ ярославский Никодим (Ротов)
вызывал на ковер по доносу по поводу того, что батюшка матом ругается.
Батюшка этого не отрицал. Батюшка действительно на язык был суров.
Отец Павел не канонизирован, но из прославленных святых юродивая Мария Ивановна Дивеевская
сквернословила так, что сестры, которые ухаживали за ней, тем более, келейницы,
не выдерживали ее брани, бежали из кельи, указывая на портрет ее предшественницы,
блаженной Паши Саровской, говорили: «Что же ты, Мария Ивановна, так ругаешься?
Вот маменька-то так не ругалась». На что блаженная Мария говорила:
«Хорошо было маменьке блажить при Николае. Поблажила бы она так при советской власти».

...

у одного из архиереев, проповедников Русской Церкви, кажется, у Вениамина (Милова).
Молодым человеком, студентом, он был у Марии Саровской.
Она встретила его страшной бранью, и он в ужасе ретировался.
Прошло два или три десятка лет, и он попал примерно в этих местах в зону,
в лагерь особого назначения. Когда, лежа на нарах, он вдруг среди этого моря брани,
вспомнил эпизод, связанный с Марией юродивой, и однозначно ему сердце подсказало,
что она как будто провидела события трех десятилетий, как будто ему словесно начертала
то пространство, в котором он будет в лагере пребывать.

Однажды священнослужители привезли к старцу (прп. Гавриил Ургебадзе)
мальчика, страдавшего алкоголизмом. Думали, что старец Гавриил наставит его,
прочтет стихи из Псалтыри, притчи из Евангелия, но не тут-то было!
Старец принял всех в своей келье, выслушал, посмотрел на мальчика,
улыбнулся и, достав из-под кровати большую канистру с красным вином,
предложил выпить всем вместе. Предложил с такой убедительностью,
что никто не смог отказаться. Он говорил тосты и благодарил Господа,
Пресвятую Богородицу.  Три стакана они выпили спокойно.
А когда он налил в четвертый раз и произнес тост, то, взмахнув руками
в сторону мальчика, толкнул его стакан, и вино из него выплеснулось.
Так повторилось несколько раз. Всем стало стыдно, особенно священнослужителям,
которые рассказали мальчику, что ведут его к великому богоносному старцу
с даром молитвенной помощи и провидения.  Но что им оставалось делать?
Они молча сидели и мечтали поскорей выйти из кельи, но батюшка их не отпускал.
Такое было благословение старца, которому все вынуждены были в тот момент
послушаться. Скоро старец встал и начал такими словами ругать всех вокруг,
что находившиеся в его келье священнослужители покраснели от стыда
и потеряли дар речи. Обругав всех последними словами, он вдруг
вскочил на табуретку и начал танцевать и говорить, что сейчас покажет всем «стриптиз».
Этого все уже не выдержали и опрометью выбежали из его кельи в твердой уверенности,
что монах Гавриил – простой сумасшедший! 

Прошло несколько месяцев.

Старец скончался, а в монастырь пришел тот мальчик со всей своей семьей.
Он… был полностью исцелен от греха пьянства.
Как рассказали его родители и он сам, тогда в келье старец Гавриил
повторял точь-в-точь поступки и слова этого мальчика, когда он находился
в состоянии опьянения. «Мой сын ругал всех нас последними словами,
– вспоминала его мать. – Бывало, в совершенно неадекватном состоянии
от опьянения он запрыгивал на стол и начинал танцевать стриптиз,
настолько он был одержимым и падшим!»

  Все прослезились, услышав эту историю.
Тогда-то и стало ясно, почему старец вел себя подобным образом в тот вечер!
Он со стороны показал мальчику всю мерзость греха, которым тот был одержим.
Показал, не думая ни о своей собственной репутации, ни о том, что могут о нем сказать
и подумать, – и исцелил!  И подобных случаев в жизни старца Гавриила было немало.
За каждым его поступком и словом (даже ругательным!) скрывались большой подвиг
и великая любовь, которой он и сейчас осеняет всех в столь трудные времена! 

Константин Церцвадзе

Слово 11. О ветхом старце

В другой раз опять пошел я к одному ветхому, прекрасному и добродетельному старцу.
Он весьма любил меня, и был, хотя невежда в слове, но просвещен ведением
и глубок сердцем, и говорил, что внушала ему благодать;
не часто выходил он из своей келлии, разве только к святым службам;
был же внимателен к себе и жил в безмолвии. Некогда сказал я ему:
«Пришел мне, отец, помысл пойти в воскресный день на церковную паперть,
сесть там и рано утром есть, чтобы всякий входящий и выходящий, увидев меня, уничижил».
На сие старец отвечал мне так: «Писано, что всякий, кто делает соблазн мирянам, не узрит света.
А ты никому не известен в этой стороне, жития твоего не знают, будут же говорить,
что иноки с утра едят; особливо же братия здесь новоначальные и немощны в своих помыслах;
многие из них, имея веру к тебе и пользуясь от тебя, как скоро увидят,
что сделал ты это, потерпят вред.

Древние отцы делывали так, по причине многих совершенных ими чудотворений
и по причине оказываемой им чести и прославления их имени, и делали это,
чтобы подвергнуть себя бесчестию, скрыть славу жития своего и удалить от себя
причины к гордыне. А тебя что заставляет поступить подобным сему образом?
Не знаешь разве, что всякому житию свой чин и свое время?
Ты не имеешь такого отличного жития и такого имени, а живешь как и прочие братия.
Ты себе не принесешь пользы, а другому повредишь. Притом такое действование полезно не всем,
но одним совершенным и великим, потому что в этом есть разрешение чувств.
Достигшим же только средины и новоначальным оно вредно, потому что таковые
имеют нужду в большей предосторожности и в подчинении чувств.
Старцы уже пережили время осторожности, извлекают пользу, из чего только захотят.
Ибо неопытные купцы в больших оборотах великие причиняют себе убытки,
а в маловажных оборотах скоро идут с успехом вперед. И опять, как сказал я,
всякому делу свой порядок, и всякому роду жизни известное время.
Кто прежде времени начинает, что сверх его меры, тот ничего не приобретает,
а усугубляет только себе вред. Если вожделенно тебе это, с радостью терпи то бесчестие,
которое по Божию смотрению, а не по твоей воле постигает тебя, и не смущайся,
не питай ненависти к тому, кто бесчестит тебя».

Не советовал батюшка придумывать каких-либо особых подвигов или даже необычных дел.

Тот же посетитель спросил о.Серафима растолковать ему сон:

– Я видел кого-то, который приказывал мне выстроить церковь.

Батюшка ответил:

– Это твое собственное желание.
И если Бог избрал тебя на это и потребует нужда, то с Богом.

Мы уже видели, как батюшка неодобрительно относился к самочинному подъятию подвига юродства,
когда воротил к семье и торговле одного такого мнимого подвижника, с веригами, босого,
без благословения бросившего свое дело и начавшего бродяжничать.
“Мню, – сказал ему о.Серафим, – что весьма хорошо торговать-то хлебом”.

И в другой раз говорил он:

– Из юродивых едва ли один отыщется, чтобы не в прелести находился. И погибали.
Или вспять возвращались. Старцы наши никому юродствовать не позволяли.
При мне один только обнаружил юродство, запел в церкви кошачьим голосом;
старец же Пахомий в ту же минуту приказал юродивого вывести и проводить за монастырские ворота.
Три пути, на которые не должно выходить без особого звания:
путь затворничества, юродства и путь настоятельства.

Из Жития самого преподобного известны лишь всего два-три случая,
когда он благословлял на этот подвиг юродства блаженную Пелагею Ивановну Серебренникову
(о ней упомянем далее), Параскеву Семеновну Мелюкову и еще одну монахиню.
Впоследствии в Дивееве подвизалась известная под именем “Паши Саровской” юродивая,
которую в миру звали Ириною; она была крепостною у помещиков Булыгиных Спасского уезда.
Вот и только за целое столетие. Да и те жили в монастырях.
А в миру нужно жить, как живут все, обычно, стараясь спасаться каждый в своем положении.
И мы видели: сколько необыкновенных мирян светилось вокруг о.Серафима,
как маленькие звездочки вокруг великой звезды!

https://pravbeseda.ru/library/index.php … amp;id=675

Один из учеников преподобного Серафима Саровского рассказывает
о себе следующее:
"Начитавшись, как святые отцы из любви своей ко Господу Богу возлагали на себя вериги
и власяницы, и я возгорелся желанием, по примеру их, непременно возложить на себя
что-нибудь Господа ради, для умерщвления плоти. Поэтому в течение трех лет
со времени моего поступления в монастырь домогался всеми силами приобрести ч
ерез каких-либо духовных особ желаемые вериги или власяницу.

Получив желаемые вещи, я скоро восхитился тщеславною мыслью, которая
неприметно закралась в глубину моего сердца. Я решился, перед тем
как возложить их на себя, идти к отцу Серафиму, чтобы получить от него благословение
на сей подвиг, полагая, что мои желание и ревность будут и ему приятны.
Когда я пришел к его келии и сотворил по обычаю молитву, старец отворил мне дверь и,
благословивши меня очень милостиво, посадил на деревянный отрубок, который
служил ему вместо стула. Потом, заключив дверь, он сел против меня, тихо улыбаясь.
В это самое время я было и хотел испросить его благословение на трудный свой подвиг,
но только что открыл рот, как в ту же минуту старец заградил мои уста своею рукою
и сам, продолжая улыбаться, так начал говорить мне:
"Вот что я скажу тебе: приходят ко мне дивеевские младенцы и просят моего совета
и благословения, одни носить вериги, а другие – власяницу; как ты об этом думаешь,
по дороге ли их дорога-то? Скажи мне".
Я же, как слепец, не понимая тогда, что он говорит это прикровенно обо мне,
и не зная кто такие дивеевские младенцы, отвечал ему: "Я не знаю".
Тогда он с еще большею улыбкою снова повторил: "Да как же ты этого не понимаешь?
Вот я тебе говорю о дивеевских-то младенцах, что они приходят ко мне и просят
моего совета и благословения надеть на себя вериги и власяницы; как ты думаешь об этом? "
Я вторично отвечал ему: "Я, батюшка, не знаю, полезно ли им будет это или нет".
Но вдруг вспомнил, что ведь я и сам пришел к нему за тем же советом и благословением,
и сказал ему: "Батюшка, и я к вам пришел затем, чтобы вы благословили меня носить вериги и власяницу".
И при этом рассказал ему все, как я желал и как достал эти вещи. Старец, выслушав меня,
опять с прежней улыбкой сказал: "Как же ты не понимаешь, ведь я тебе об этом-то и говорю".
Тогда, как будто внезапно, спала слепота моя, и я увидел силу благодати, живущей в нем;
тут я понял ясно, зачем он заградил мои уста в начале беседы и о каких веригах и власянице
потом говорил мне. Между тем пока я, пораженный духовною мудростью старца, безмолствовал,
он вдруг замахнулся на меня правою своею рукою, как бы желая изо всей силы ударить меня,
но не ударил, а только прикоснулся к моему уху и сказал:
"Вот кто тебя таким образом заушит, – это духовная и самая тяжелая верига".
Потом, как бы желая оплевать меня, сказал: "А если кто-нибудь заплюет тебе таким образом глаза,
– вот это духовная и самая спасительная власяница; только надо носить их с благодарением.
И знай, что эти духовные вериги и власяница выше тех, о которых ты думаешь и которые носить желаешь...
Мы с тобою еще младенцы, и страсти все еще царствуют в нашем теле и противятся воле и Закону Божию.
Что же будет в том, что наденем вериги и власяницу, а будем спать, пить и есть столько, сколько нам хочется.
...

Отец Гавриил часто шутливо спрашивал своего гостя:

— Ты грешный?

И когда на поставленный вопрос получал утвердительный ответ, с радостью говорил ему:

— Значит, ты мой брат. Если мы всем сердцем переживаем нашу греховность, радуйся, ибо с нами — истина.
А греха избегай, ибо в нем господствует смерть, и человека, созданного для славы, омрачает.

Подвизайтесь умеренно, по силам и мере, дарованной вам, и вы будете спасены.
Не посягайте на большее, не то в глубине океана плавают акулы, и они съедят вас.
Мудрость в том, чтобы ты знал свою меру и не взваливал на себя больший труд,
но и не выполнял меньший.