Древо плодовитое и благосеннолиственное.Киевские пророчицы.

... кто пророчествует, тот говорит людям
в назидание, увещание и утешение…

... пророчество же не для неверующих, а для верующих.

... когда... пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, ...

... тайны сердца его обнаруживаются и он падет ниц
поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог.

И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают.

Если же и другому... будет откровение, то первый молчи.

Ибо все один за другим можете пророчествовать,
чтобы всем поучаться и всем получать утешение

И духи пророческие послушны пророкам,

потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира.
Так бывает во всех церквах у святых.

Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить,
а быть в подчинении, как и закон говорит.

Разве от вас вышло слово Божие? Или до вас одних достигло?
(1–е Послание к Коринфянам святого апостола Павла, глава14).

По материалам книги священника Глеба Помелова
«Киевские Пророчицы» и игумена Агапита (Юркова)
«Древо плодовитое и благосеннолиственное»
Храм Рождества Христова

Часть I.

Краткие воспоминания о подвижницах благочестия XIX–XX века Христа ради юродивых блаженных схимонахинях Серафиме и Марии, покоящихся на Святошинском кладбище города Киева

Вместо предисловия

Приведенные ниже краткие воспоминания о двух матушках земли Русской, православных исповедницах XX века, подвизавшихся в Киеве во времена, не так давно ставшие достоянием истории, уникальны тем, что их основу составили свидетельства духовной дочери обеих стариц, преемственно окормлявшейся у них на протяжении длительного времени, и обязанной им очень и очень многим в прожитой земной и уже наступившей для нее вечной жизни.

Фаина Александровна Прохода(урожденная Ракова) мирно почила в Киеве в июне1994 года на восемьдесят втором году жизни и теперь покоится на Святошинском кладбище рядом с супругом Василием Лаврентьевичем у самых ног схимниц в соседней с ними ограде.

Еще за пятьдесят лет до своей кончины и предсмертной болезни Фаина получила от многолетней келейницы и духовной преемницы старицы Серафимы – матери Марии – наказ молиться Божией Матери такими словами:
«Обрадованная Божия Матерь! Молитвами блаженной старицы Серафимы дай мне ножку».
Только через полвека стало понятно, что прозорливица показала своей духовной дочери какой смертью ей придется умереть. Именно через столько лет Фаина, сломав бедро, слегла на свой смертный одр и, коротко пострадав, почила вечным сном.
За полтора года до этого пишущему эти строки довелось близко сдружиться с Фаиной Александровной на правах почитателя ее почивших стариц, останавливаться у этой гостеприимной старушки в свои частые приезды в Киев, хлопотать о ней в скорбные дни болезни, стать душеприказчиком и проводить до ее могилы на Святошинском кладбище.
Покойница Фаина часто делилась со мной своими воспоминаниями о блаженных старицах Серафиме и Марии и, свидетельствуя об их святости, надеялась, что эта святыня не окажется под спудом в наше сложное время, требующее новых живых примеров благочестия. Итак, молитвами блаженных стариц-схимонахинь Серафимы и Марии, Господи, помоги начать.

Киевская пророчица схимонахиня Серафима

По рассказам очевидцев той же поры блаженная старица[/b]
Серафима в простоте сердца подошла к посетившему с16/29 по19 апреля/2 мая1893 года Киев светильнику земли Русской, святому праведному отцу Иоанну Кронштадтскому и обратилась к нему со словами: «Батюшка! Благословите быть с вами одного духа!»
И что же ответил Отец Иоанн? –«Бог благословит, становись, будем благословлять народ».
И они вместе благословляли с балкона многотысячную толпу людей, собравшуюся на площади напротив теперешнего Киевского глав почтамта.

Со слов самой матери Серафимы известно, что она родилась в1829 году у православных родителей Феодора и Мелании, и с семи лет проживала в одной из женских обителей на Кавказе.
Молоденькой девушкой несла послушание огородницы. Игуменье монастыря трижды являлась Богородица в виде величественной Жены с повелением отпустить Серафиму в мир.
При третьем Своем посещении Небесная Гостья объявила, что за оказываемое игуменьей непослушание последует грозное наказание.
В уверение этого у матери Серафимы без видимой причины резко ухудшилось зрение, от чего она вскоре чудесным образом избавилась.
Так юная избранница Божией Матери за послушание направилась из Иверии в«мать городов русских»-Киев.

В Киеве в стенах Святой Киево-Печерской Лавры в монастырском саду Серафиме самой явилась Эта Величественная Жена, как прикровенно именовала в своем рассказе Серафима Богородицу, явилась, чтобы укорить свою избранницу за чтение светской книжки.
Серафима сподобилась слышать от Нее укоризненное: «Не читай! Это Богу не угодно и Мне не угодно!»
И многажды после этого блаженная Серафима, по ее собственному свидетельству, видела Эту Женщину.
Не удивительно, что избранная свыше для служения Богу и людям Серафима подвизалась в подвиге юродства Христа ради, самом тяжелом виде подвижничества в миру особых угодников и угодниц Божиих.

Во время случающейся летней засухи, несшей неисчислимые бедствия простым людям, блаженная Серафима накладывала на себя сугубый пост, после чего смачивала грубое сельское рядно, одевала его как мантию и, окруженная толпой людей быстро шла по Житомирской дороге до Ставища перед Рожевым. При этом ее видели идущей, даже бегущей по воздуху над бренной землей. И не было случая, чтобы на подходе к криничке не пошел с неба вымоленный блаженной благодатный дождь.
Вот еще одно свидетельство того, как матушка помогала страждущим не только словом, но и делом.
Одна женщина бежала в Киев от своей смерти, так как брат с невесткой хотели ее погубить.
Мать Серафима подошла к ней в церкви со словами: «Идем, будем шить рясы. По коврам еще будешь ходить». Первую рясу сшили вместе. Впоследствии эта женщина стала лучшей рясницей Киева и по своему достатку действительно ходила по коврам.
Как-то к матери Серафиме с надеждой на молитвы и исцеление принесли тяжело болящую девушку. К трепету присутствующих только что принесенная больная умерла, но была здоровой возвращена к жизни горячей молитвой матушки.

После революции
О после февральских и после октябрьских событиях в жизни матери Серафимы по понятным причинам сохранились самые скудные сведения. Несмотря на то, что до наших дней дошли лишь отдельные памятные эпизоды, можно сделать вывод о том,что блаженная продолжала быть светильником, горящим для верных в виду всех.

О благодатной помощи, оказываемой матери Серафиме свыше, свидетельствует ее горячая почитательница, жена известного в Киеве врача Беляева, у которых в доме нередко останавливалась блаженная.
Она вместе со старицей шла по Банковской улице, когда совершенно неожиданно на них из-за угла на полных парах выскочила тройка лошадей. Лошади встали на дыбы и словно замерли.
Мать Серафима провела свою спутницу под ними, не останавливаясь и не потерпев никакого вреда.
Семья Беляевых жила возле Киевского драмтеатра в добротном собственном доме и, понятное дело, что революционные власти собирались отобрать его у беззащитных«бывших господ».
В только Богу ведомый и открытый ей, назначенный для экспроприации день и час, блаженная велела супруге доктора купаться в ванной и под этим предлогом никого в дом не впускать.
Это повторялось всякий раз, когда к дому приступали облеченные властью беззаконники. Так молитвами старицы и не пустили Беляевы в свое жилище экспроприаторов.
Матушка Серафима была вхожа в дом священника Свято-Покровского монастыря протоиерея Сергия Афонского.
Как-то старица встретила на пороге батюшкиного дома его старшего сына с портфелем в руках. Серафима легонько шлепнула мальчика по затылку и сказала: «Так всю жизнь и будешь ходить с портфелем».
В доме же она поклонилась в землю трехлетнему сыночку отца Сергия со словами: «Благословите, Владыко!»
Через многие годы Георгий(так звали будущего владыку) в годы оккупации Киева фашистами будет увезен в Германию, оттуда переберется во Францию, окончит там два университета; после чего в Америке получит Православное духовное образование, примет монашество с именем Григорий и впоследствии станет епископом Аляскинским.
Сейчас владыка Григорий на покое и часто приезжает в Россию и на свою Родину в Киев. Он присутствовал на торжествах перенесения святых мощей преподобного Серафима Саровского в Дивеево в1991 году; на Покров Пресвятой Богородицы в1996 году служил в Свято-Покровском монастыре Киева, там, где у него, еще младенца, просила архипастырское благословение прозорливая старица Серафима много-много лет тому назад

Потомок славного гетмана Самойловича диакон Никола отличался кротким и смиренным нравом и теми внешними странностями, которые в народе воспринимаются, как признаки блаженного, Божьего человека. Отца Николу часто обижали окружающие за косноязычие, но к нему очень тепло относилась старица Серафима. Она не имела от Николы тайн, открывала ему все и предсказывала, что он ее будет хоронить.
В начале тридцатых годов во время непрекращающихся арестов, ссылок духовных лиц, наступления обновленцев, автокефалистов и живоцерковников, Серафима повела диакона Николу Самойловича к проживавшему в Киеве известному ей православному епископу[ 3] и при этом торжественно несла в руках перед собой клюшку от разливной ложки или половника.
В квартире владыки блаженная обратилась к нему с вопросом: «Я не знаю, владыка, ты остался жив или нет? А он, – и указала на Николу, – остался.
Рукоположи его в священники». Владыка согласился и оставил Николу у себя, после чего обратился к блаженной: «Матушка, отобедайте с нами».
Серафима отвечала: «Нет, пойду».
Владыка: «А что это у вас в руках?» Блаженная, потрясая своей ношей, заявила: «Я этой клюшкой всех злодеев переловлю!»

Сам владыка тоже«как бы немного юродствовал» – пишет о нем в своих воспоминаниях матушка Евгения Рымаренко. И слыл за большого молитвенника и прозорливца. Подтверждая это, она рассказывает в своих воспоминаниях следующее событие из жизни только что упомянутого епископа Николая, блаженной матушки Серафимы и отца Николы.
«Помню еще случай с одним диаконом. У этого диакона кроме трудного общецерковного положения было тяжелое семейное положение: жена была против его диаконства.
Она была состоятельная женщина, но денег мужу не давала; он очень нуждался и опустился. А у нас в Киеве тогда была одна юродствовавшая Серафима. Ее некоторые признавали за таковую, другие нет, но владыка Николай ее все-таки принимал, когда она у него появлялась.
И вот эта Серафима прислала диакона Николу к владыке.
Он пришел в грязном старом подряснике и в очень упадочном настроении. Владыка его утешил, но страшно на него напустился, что он пришел к нему в таком виде: «Какой же ты диакон?
Ты такой грязный и идешь в храм, к Престолу в таком виде! Надо купить новый подрясник».
О. Никола отвечает, что денег нет. А ведь тогда купить материал было очень трудно.
А владыка свое: «Купи новый подрясник, и вот тебе 20 копеек».
Диакон поверил, сказал: «Благословите», взял 20 коп. и ушел от владыки.
Сел на трамвай и поехал по направлению своего храма, где он должен был быть ко всенощной. Но тут как раз окончились работы на заводах, рабочие наполнили трамвай, бедного диакона затолкали: он не мог протиснуться, чтобы выйти там, где ему нужно было, и проехал несколько остановок. Наконец, удалось выйти. Он, бедный, пустился бежать, потому, что уже опаздывал к службе.
Вдруг встречает двух женщин: «Батюшка, батюшка, подожди, у нас к тебе дело».И просят их провести во Флоровский монастырь.
Диакон их пожалел, сказав: «Хорошо, идем, но скорее только, а то мне некогда».
И вот они буквально бегут, а по дороге женщины рассказывают, что у них горе, умер брат, и они хотят во Флоровском монастыре заказать сорокоуст. Добегают они до церкви, в которой служит диакон, входят в нее и вдруг говорят: «Знаешь, мы уже не пойдем в монастырь, а тут у вас и закажем сорокоуст».
Подходят к священнику, отдают деньги ему и просят поминать их покойника. И вот оказалось, что там было столько денег, что сразу же после всенощной диакон, получив свою долю, увидел, что он может сшить себе новый подрясник.
И он через две недели пришел к владыке Николаю в новом подряснике».

Комментируя приведенные в цитируемой записи слова матушки Евгении Рымаренко «владыка Николай ее все-таки принимал», можно сделать акцент на ее же свидетельстве о том, что он«почти никого не принимал, ... бывая только в храме Введенского женского монастыря» и«в Киеве соприкасался с очень небольшой группой верующих».
Когда«Святейшему Патриарху Тихону предписано было властями некоторых епископов выселить из Москвы в другие города..., (Святитель)призвал владыку Николая и назвал три какие-то города, в том числе и Киев, предложив ему выбрать для себя место жительства. Владыка выбрал Киев и переехал туда.
Таким образом, Киев для владыки был как бы новым местом ссылки. Ему нужно было жить очень осторожно, не обращая на себя внимания местных властей.
При владыке жил иеромонах, келейник и две женщины-работницы. Они занимали довольно приличную квартиру у одной верующей домовладелицы Печерска(район старого Киева в округе Киево-Печерской Лавры).
Владыка был маленького роста и горбатенький, но во всем его облике было что-то необыкновенное: какая-то благость, духовность; глаза были большие, вдумчивые и ласковые, но манеры были повелительные: чувствовалось, что он привык начальствовать и распоряжаться».

Она же так описывает свой первый визит в квартиру владыки: «Помню, я подошла к дому, обнесенному высоким забором.
Калитка была заперта на задвижку; меня научили искать маленькую дырочку, в нее просунуть шпильку и, таким образом подняв задвижку, открыть калитку, не звонив, чтобы не обращать ничьего внимания на то, что кто-то идет к владыке. Быстро пройдя двор, я вошла в помещение, занимаемое владыкой. Первое впечатление у меня было: чистота, уют и какой-то мир и тишина; чувствовалось, что все живут на послушании, что это как бы маленький монастырь.
Сам владыка... говорил резко, иногда шутил.  Например, меня(Е.Г. Рымаренко)он привел в полное недоумение, сказав:
«Хотите остаться у нас обедать? Если хотите – оставайтесь, а не хотите – уходите».
Я не знала, что делать, и с большим смущением осталась.
Прошло несколько месяцев; за это время о. Адриан бывал у владыки, я же не была... я еще относилась к владыке с некоторой критикой.
Потом сама не заметила, как произошло то, что я стала чаще и чаще бывать у владыки, и так расположилась к нему, что ничего уже не могла сама решить, или начать, не спросив его благословения и молитвы».
Этот яркий психологический автопортрет матушки Евгении лучше всего объясняет нотки недоверчивости и отстраненности от нашей блаженной старицы Серафимы, прослеживающиеся в косвенных воспоминаниях о ней в описанном выше про диакона Николу случае. Ценно же в них не ее отношение, а без всякой к ним симпатии описываемые факты, которые сами говорят за себя. Рыбак рыбака видит издалека.

Прозорливый владыка Николай доверял блаженной Серафиме и всегда шел навстречу ее богодухновенным пожеланиям.

Идя по Крещатику с толпой окружавшего ее народа, блаженная спрашивала своих приверженцев, указывая на выставленные кругом портреты вождей: «Это кто?» Люди отвечали: «Властители».
Мать Серафима во всеуслышанье громко обличала их: «Грабители!»
К слову сказать, она так характеризовала Советскую Власть: «Это гнилая капуста, упадет, разобьется и только вонь пойдет».
Про возникшие с ее установлением недостатки и неурядицы заявляла: «За что боролись, на то и напоролись».
А про будущий финал этой власти предсказывала: «Как начиналось, так и кончаться будет».
Про Киев говорила, как утверждала: «Киев был святым и останется святым!»
Идущим по Крещатику, советовала читать молитву«Богородице Дево, радуйся»
Когда пришли арестовывать уже рукоположенного отца Николу, матушка схватила его за рукав, толкнула навстречу
пришедшим и как закричит им: «Забирайте его!»
Молилась, конечно, и действовала по-своему, по-блаженному, со властию. Военные только переглянулись и навсегда ушли от блаженного батюшки, имевшего такую заступницу перед Богом.

1933 год. Засуха, голод на Украине. Священник села Холутец Брусиловского района Житомирской области отец Кондрат решился совершить крестный ход в Киево-Печерскую Лавру за благодатной помощью голодающим.
Людей шло много. Побывали в Лавре, помолились и крестным ходом вернулись назад к сельскому храму. Вот тут и нагрянула милиция, объявляют священнику: «Вы арестованы!»
Отец Кондрат попросил разрешения войти в храм, чтобы собраться и в этот момент на храмовой колокольне зазвонили, как на пожар. На этот звон сбежалось все село.

А на колокольне две старицы все бьют и бьют в набат и грозно кричат: «Архистратиг Михаил берет! Архистратиг Михаил берет!»
Это присоединившиеся к крестному ходу матушки Серафима и Михаила стали горой за сельского батюшку-исповедника.
Милиционеры с перепугу стали всех уговаривать успокоиться, разойтись, а батюшке наказали впредь крестного хода не делать, отпустили с миром и сами ретировались. Арест не состоялся. Матушки спустились с колокольни. В храме был отслужен благодарственный молебен. Так старицы спасли отца Кондрата от тюрьмы.
А когда в этом же году Свято-Успенскую Киево-Печерскую Лавру закрыли, матушка Серафима утешала скорбящих об этом православных киевлян, пророчествуя: «Не плачьте, люди добрые, Лавра еще воссияет и будет в ней жить и служить владыка-митрополит»[4]

.
В предвоенные годы
О том, каким образом матушка Серафима обращала людей ко Господу, можно судить по дневниковым записям, оставленным священником Василием Савковым. В1936 году Василию случилось с особенно искренней верой, молитвенной глубиной, слезами и умилением прочитать Акафист святому великомученику Георгию Победоносцу.

Вскоре после этого он стал часто посещать Выдубицкий Михайловский монастырь и именно здесь впервые встретился с блаженной Серафимой.
Как-то перед началом службы Василий обратил внимание на множество людей, толпящихся возле одной необыкновенной монахини.
Перед ним предстояла глубокая старица, но лицо ее было исполнено детской лаской и необычайным спокойствием, оно прямо таки сияло неземным светом. У Василия появилось непреодолимое желание подойти к этому земному ангелу и небесному человеку, но смущали окружающие блаженную женщины.
После службы он вышел из храма следом за монахиней и решился подать ей лепту и пригласить к себе домой.
Серафима отвечала ему, что великомученик Георгий благословляет ее посетить Василия на следующий день и велела, чтобы его жена приготовила для гостей«борщику» и чтобы он завтра пришел сюда в монастырь.
Василий сразу же всем сердцем прилепился к старице и по-следовал за ней и ее восемью спутницами. Как оказалось, матушка Серафима пошла посетить кое кого из своих чад. Там для них прямо во дворе приготовили постный борщ, и блаженная само-лично ухаживала за всеми, каждому подливая этой нехитрой снеди. Василий почувствовал жажду получить от нее духовное назидание, а Серафима ответила на этот невысказанный помысел:
«Я тебя позову». Затем из-за стола поднялась одна из угощаемых женщин, живущая по соседству, и позвала матушку к себе. Блаженная согласилась и зашла к ней вместе со всеми своими спутниками.
Там уже находился игумен Серапион, который в это время молился и заметно смутился прилучившимся шумом.
Схимонахиня Серафима подошла к нему, посмотрела на икону Святой Троицы и, указывая на нее рукой, сказала: «Я там была». Игумен
задрожал и очень строго взглянул на нее.
А блаженная, как ни в чем не бывало, продолжала: «Что ты«заховался»? Афонской ересью соблазнился? Хочешь сейчас войско призову?»
После чего обратилась ко всем пришедшим: «Подходите к игумену под благословение!» – и сама говорила, на что именно благословляться. Василию же подсказывает: «Благословите мне стать священником!»
Он повторил эти ее слова, игумен Серапион благословил Василия, дал ему листок с душеполезным чтением и сказал: «Доброго желаешь».
На следующий день Василий Савков снова был в Выдубицком монастыре. Старица Серафима уже была там. Она взяла Василия за правую руку, с большим напряжением подняла ее высоко вверх и стала, молясь, водить от иконы к иконе с тем, чтобы он прикладывался к ним. Василий говел и в этот день причастился святых Христовых Таин.

После службы все отправились к нему домой. Блаженная собирала встречающиеся на пути цветы и складывала их в букет.
Во дворе уже был накрыт обед и снова матушка с детской непосредственностью раздавала борщ всем с ней пришедшим. Мимо шел куривший мужчина и старица грозно на него накричала, он тут же бросил свою папиросу, а Серафима позвала его к столу.
После этого она дала Василию книгу про Московского митрополита и велела читать ее тут же под деревом.
Сама же вместе со спутницами и с цветами в руке вошла в дом и стала прикасаться к каждой вещи.
Велела жене затеплить лампаду. Василию же прямо через окно еще раз наказала: «Читай, читай».
Затем попросилась прилечь на диван и даже переночевала на нем.
Рано утром на вопрос как супругам жить дальше отвечала: «Как Иоанн Кронштадтский» и отправилась в Выдубицкий монастырь.
Василий стал часто бывать у матушки Серафимы.
Однажды старица раскрыла Правильник и велела ему читать Акафист Иисусу Сладчайшему. Во время молитвы вся ее келия наполнилась ароматом, а душа особого избранника Божия – неизреченной радостью.
Часто потом повторяла ему блаженная: «Вася, ты мой». И он, действительно, был ее преданнейшим духовным чадом.

И еще будущее священство Василия Савкова матушка Серафима предсказала ему следующим знаменательным образом.
Она обвела совсем еще молодого человека вокруг Лавры, высоко поднимая его руку к небу, и торжественно свидетельствовала о
нем всем встречающимся людям: «Это священник! Это священник!»

Фаина же Александровна впервые познакомилась с блаженной старицей Серафимой, когда той уже минуло сто восемь лет.

Это знакомство состоялось через ее еще не расписанного и, тем более, не венчанного супруга Василия Проходу, вся благочестивая семья которого давно окормлялась у матушки. Они сошлись на Дальнем Востоке, где работали, как молодые инженеры на одном и том же строительстве. Летом1938 года Василий привез Фаину с Дальнего Востока в Киев, показал родным. И в первый
же день повел«на суд» к матушке.
Мать Серафима тогда жила у Софии, в сером доме возле Арсенала, в первой комнате на первом этаже. Вход в квартиру был в самом конце двора справа.
Блаженная встретила супружескую пару приветливо: «Это твоя? Я ее знаю и я ее люблю, и ты люби ее». Старица отправила обрадованного Василия за целым перечнем покупок и в его отсутствие обличила Фаину во всех ее грехах.
У молодых были на руках заработанные деньги, и они просили матушкиного благословения на покупку дома или квартиры, но блаженная ответила им отказом: «У вас и на ступеньку нет земли. А домов будет много, но жить в них некому будет(предсказывала о будущей войне)». Не благословляла даже снять квартиру, пока им не сделали предложение в Святошино.
Тут старица заторопила: «Скорей, скорей. Заплатите за три года вперед».

Матушка и сама бывала в Святошино, некоторое время жила там, в доме у Трофима и Анастасии. Как-то, прохаживаясь с матерью Фаины среди еще немногочисленных хаток этого пригорода Киева, прозорливица говорит ей: «А мы здесь поставим ульи, чтоб жили люди». Это о нас и наших жилищах 80-90-х годов пеклась тогда раба Божия Серафима, освятившая эту землю своими молитвами.
В том же1938 году у Фаины случился приступ аппендицита, она обратилась к матушке, прося ее святых молитв. Серафима говорит: «Нарви крапивы и пожги себе все тело и лицо». Фаина исполнила этот совет и после крапивы горела три дня, но с тех пор за послушание старице приступ не повторялся.
В апреле1941 года супруги пришли вечером к матушке Серафиме на Юрковскую. Блаженная лежала и руками из-за спины достала три живых красных розы, приколола Василию, Фаине и себе и стала петь: «Исаие, ликуй». Василий смущенно обратился к Фаине: «Ты скажи, что мы не венчаны».
Матушка отвечала: «Я знаю. Езжайте сейчас на Соломенку в церковь, и вас после вечерни повенчает отец Александр(в войну будет расстрелян немцами за то, что крестил евреев)».
Денег не было. Василий и Фаина отвечают старице: «Попозже повенчаемся».
А матушка им: «Позже нельзя. Позже будет поздно».
Зашли в соседнюю комнату и сказали об этом послушнице Александре. В это время открылась дверь, и вошла Мария Денисовна из Рожева. Матушка Серафима кричит ей: «Манюня! Иди сюда». Приколола ей розу и сказала: «Езжай и венчай их». У Марии Денисовны оказались необходимые деньги. Повенчали очень торжественно с паникадилом, певчими, шаферами, платочками и прочим. Дали и кольца. За послушание матушке Серафиме обвенчали без регистрационной записи.
После венчания Мария Денисовна ночевала у матушки и впоследствии передавала теперь уже законным супругам, что у старицы по этому поводу было целое духовное торжество.

Брат Василия Лаврентьевича Иван рассказал ему следующий случай удивительной прозорливости матери Серафимы.
Как-то она послала свою послушницу Александру в церковь Флоровского монастыря найти Ваню и привести к ней.
Послушница удивленно возражала старице: «Где я его найду и как узнаю? (они до этого никогда не виделись)».
Матушка была неумолима: «Иди и приведи!»
Делать нечего. Александра пошла во Флоровский монастырь и по наитию нашла и окликнула Ивана у выхода из церкви, привела к матушке.
Мать Серафима строго обличила Ваню в нечестивой связи, случившейся с ним в поезде, и в готовящейся повторной встрече в Москве: «Куда ты едешь? С кем ты едешь? И зачем ты едешь?»
Он послушался, исправился и признался брату со словами: «Вася, знай, что это за матушка!»

Окормлявшаяся у блаженной Зинаида Федоровна, имевшая двоих детей, как-то осталась ночевать у нее на Подоле(на Юрковской). В полночь матушка Серафима будит ее: «Вставай, иди домой».
Зинаида вышла в страхе, прошла еще освещенную часть Подола и вступила в кромешную темень. В страхе и ужасе пала, молясь, на колени... Пришла в себя, когда шла по третьей просекев Святошино. На пороге дома слышит плач младенца-сына Валентина. Оказалось, что старшая дочка пошла на свидание, оставив спящего малютку-брата одного.

Одна из духовных дочек блаженной в эти страшные годы попала под суд. Слезам и волнениям ее не было конца. В день суда матушка вся в белом в окружении своих неизменных спутниц пришла в здание суда и села у дверей. Вызывают провинившуюся в зал суда.
Секретарь ищет ее дело и никак не может найти. Нет дела! Все перерыли – нигде нет!
Матушка говорит: «Нет дела». Встала и пошла. На этом судебная гроза рассеялась. Дела не стало и судебное преследование прекратили.

Война
В первый же день Великой Отечественной войны принесли повестку и Василию Проходе. Супруги пошли к блаженной старице. Матушка Серафима по прежнему жила на Подоле на улице Юрковской в двухэтажном доме №10 вместе со своей многолетней келейницей монахиней Михаилой(будущей великой старицей схимонахиней Марией) и послушницей Александрой, средних лет, родом из Липецка, приехавшей к ней из Задонска.
Мать Серафима оставила скорбящих гостей ночевать: Василия уложила на столе возле икон, а Фаину устроила отдельно.
Проснувшись ночью, Фаина увидела старицу, сидящей у себя в ногах во всем белом. Блаженная дважды спросила ее: «Чем ты меня будешь вспоминать? Чем ты меня будешь вспоминать?»
Наутро матушка Серафима вложила руку Василия в руку Фаины, положила сверху свою.
После этого ходила по комнате и мычала как корова, как потом оказалось, предсказывая Василию Лаврентьевичу его страдания в немецком плену.
Говорила ему: «Ничего не бойся! Крестись, не бойся, от креста и медведи падают».
С этим матушкиным благословением Василий ушел на фронт.
Блаженную по возможности часто посещали ее духовные чада: отец Никола Самойлович, монахиня Флоровского монастыря Татиана, которую матушка прозорливо называла не иначе, как своей кровницей, мама Василия и Фаина Прохода, Зинаида Фе-доровна из Святошино и многие, многие другие.
Старица Серафима предсказала Зинаиде Федоровне лютую смерть ее неверующего и строптивого мужа, что за неверие свое он заплатит кровью, и чтобы она поминала его борщом. Его разорвало немецкой бомбой во дворе собственного дома на части так, что они долго висели на ветвях ближайших деревьев.
Матери Василия Лаврентьевича матушка сообщила, что та умрет«ходячи», что и оправдалось в точности в дальнейшем.

Киевлянка Мария служила в рядах действующей армии в спецсвязи штаба легендарного летчика Покрышкина. Когда ее мать перестала получать от нее известия, она поспешила к старице Серафиме.
Сочувственно взглянув на нее, матушка сказала: «Ее звать Мария? Она жива. Все будет благополучно. Вернется».
Нельзя передать радость утешенной матери – у нее словно крылья выросли. Все, что сказала прозорливица, исполнилось. Сейчас Мария Кузьминична трудится регентом Макарьевской церкви города Киева.

А когда в Киев пришли немцы, блаженная матушка Серафима вступила в пору своих последних крестных испытаний.
Перед этим она на правах старицы отправила свою бывшую келейницу монахиню Михаилу в Святошино, в дом, где жила Фаинина мама Анна Николаевна Ракова.
Мать Серафима вручила Михаиле большую просфору и сказала: «С этой просфорой я передаю тебе всю себя».
Препоручила ей же своих духовных чад: «Сохрани моих крупинок». Велела Анне Николаевне приготовить борща и блинов, а матери Михаиле принести их для нее – Серафимы. Анна Николаевна Ракова приготовила поминальную трапезу для самой себя, потому что почила на пятый день после того, как немцы вошли в Киев.
Матушка Серафима готова была душу свою положить за спасение ближнего.
Так, когда славной с виду послушницей Александрой стал нагло интересоваться дюжий немец, начал караулить ее во дворе дома, матушка стеной встала на защиту ее девической чести и отвадила его следующим образом. Когда он перехватил Александру во дворе и знаком приказал ей следовать за ним, мать Серафима неслышно подошла к своей послушнице и отправила ее в дом, а сама последовала за насильником.
Вот он поворачивается к своей жертве и... замирает от страха, видя негодующую на него блаженную. Больше он и близко не подходил к этому двору.

Как-то, придя к своей старице, Фаина застала у нее Анну Моленко с дочерью Екатериной. Кате только что исполнилось четырнадцать лет, и она была известна тем, что по молитвам матушки Серафимы спала в течение сорока дней в своем домике в селе Петривцы под Киевом, недалеко от Вышгорода, сподобясь видений райских обителей и преисподней.

Незадолго до этого знаменательного духовного события блаженная Серафима разыскала в Киеве профессора, которому предсказала, что его вызовут к спящей девице, за которую он будет отвечать перед Богом своей головой. Так перед самой кончиной блаженной Серафимы у нее появилась еще одна достойная преемница. Блаженная Екатерина была одета в матросское платьице и, несмотря на отроческие годы, поразила Фаину необыкновенно проницательным взглядом своих карих глаз...
Как и предрекала старица Серафима, контуженый Василий во время тяжелых боев в беспомощном состоянии попал в плен.
Целую колонну таких же страдальцев после изнурительного перехода загнали за колючую проволоку. Их не кормили и не поили, относились к русским военнопленным, как к тому скоту, который матушка показывала коровьим мычанием. Чтобы не за-мерзнуть, Василий с двумя товарищами по несчастью поплотней улеглись в яму и тщательно укрылись шинелями. Когда они пришли в себя, вокруг никого не было. Всех погнали дальше, а их в полутьме даже не заметили. По молитвами матушки они оказались на свободе и разошлись каждый в свою сторону. Василий направился в Киев и чудом дошел домой.

В конце октября1943 года супруги снова посетили мать Серафиму, чтобы поблагодарить ее за спасение Василия. Блаженная старица спросила его: «Хотите со мной в Небесный Иерусалим?»
Василий ответил за двоих: «Хочется пожить». И сто четырнадцатилетняя Христова невеста благословила своих духовных деток на дальнейшее земное странствование: «Бог благословит и я благословляю». От предложения переехать старица отказалась и
прямо сказала: «Я буду здесь спатки. Придите через пару дней».

Но к тому времени Киев был закрыт, всех выселяли за пределы старого города.
На Подоле был развешен приказ: «Всем жителям перечисленных улиц в 24 часа освободить дома». Люди в страхе покидали свои жилища: в суматохе выносили и грузили на тачки свои пожитки, ехали, шли – уходили.
А матушка Серафима говорит послушнице Александре: «Пришел наш час. Я буду великомученицей Варварой, ты – великомученицей Екатериной», – после чего благословила достать оцинкованную старую ванну, греть воду и готовить купель. Первой омылась перед смертью матушка, после нее в той же воде –Александра. И эта общая купель означала одинаковый конец их земной жизни.

Наступило13/26 октября1943 года – день мученической кончины Христа ради юродивой старицы схимонахини Серафимы и ее преданной послушницы и спутницы в Небесный Иерусалим Александр
. В этот день фашистские патрули в сопровождении местных полицаев делали обход опустевших кварталов и вошли в дом №10 по улице Юрковской. 
А здесь на кровати, свернувшись калачиком, лежит блаженная старица Серафима. Фашист в каске, с бляхой патрульного на груди, одет во всё чёрное, с автоматом в руках сердито закричал на неё по-немецки. Матушка Серафима грозно ответила ему: "Это наша земля, это наша Родина, а вас, свиней, отсюда с треском выгонят!" Матушка
духовно гнала врага со своей Родины, приносила себя в жертву Богу за любимый ею святой Киев. На матушку набросился с кулаками полицай.Александра метнулась её защищать.
Блаженную старицу подвергли пытке и убили.
Доподлинно известно, что об её страдальческую голову разбили бутылку, изорвав в клочья стеклом затылок и шею. Послушнице Александре перед смертью отрезали нос, губы и уши, искалечили руки и позвоночник, а после того, как замучили, бросили под накрытый скатертью стол, где хранился узел с тряпьем…
В ночь на14/27 октября убиенная схимонахиня Серафима в сонном видении явилась священнику Трофиму и велела похоронить себя во Флоровском монастыре. Он известил об этом игуменью, которая послала за ее останками монахиню Татиану с еще одной помощницей
. Монахини ночью в мешке перенесли тело старицы Серафимы во Флоровский монастырь, где ее похорони-ли слева от входа в обитель за собором. Когда Татиана взвалила на свою спину мешок с драгоценной ношей, на нее хлынул целый поток матушкиной крови. Так она воочию стала кровницей своей великой прозорливой старицы.
Матушка второй раз явилась хоронившим ее и обратилась к ним с укором: «Петрики, придите, похороните Александру».
Татиана и ее напарница-монахиня, взяв старую монастырскую тачку, отправились за матушкиной послушницей.
Изувеченную Александру нашли под столом, за узлом тряпья, завернули в простыню, уложили и привязали к тачке, двинулись по пустынным ночным улицам к монастырю.
В центре Подола, где сейчас проходят трамвайные линии, на перекрестке дорог, у тачки отскочило колесо. Вокруг ни души. Их объял неописуемый страх, ведь еще немного и появится немецкий патруль.
Татиана с подругой отчаялись в помощи, только плакали и молились. И по ходатайству блаженной Серафимы им зримо и ощутимо явился преподобный Серафим Саровский. Он подошел к страдалицам, утешил их. Сообща с прославленным небожителем
они надели и укрепили на тачке колесо. После этого сестры по-лучили от преподобного благословение на дальнейший путь, кинулись земной поклон Ему положить, а Старца уж нет.
Заливаясь слезами, с молитвой на устах прибыли в монастырь. Игуменья распорядилась похоронить послушницу Александру у ограды
Флоровского монастыря.

Перезахоронение матушки Серафимы
Матушка Серафима пророчески говорила, что у нее будет два гроба и похоронят ее в Святошино. И матушка Мария неоднократно говорила об обретении мощей своей великой старицы.
Вскоре после войны та территория, на которой погребли послушницу Александру, была отрезана от монастыря стеной соседнего с ним завода. Заводская администрация не разрешила делать перезахоронение. Так и лежит мученица под заводской землей. Другую часть территории Флоровского монастыря отрезали под строительство воинской части.
В1954 году матушкины чада стали хлопотать перед властями о ее перезахоронении и получили разрешение. Приготовили склеп рядом с могилой матушки Марии и ночью перенесли в гробу мощи старицы Серафимы на Святошинское кладбище. Отец Никола Самойлович отслужил после этого панихиду.
По свидетельству участвовавшей в этом перезахоронении Валентины Филипповны Оболонской, гроб матушки Серафимы почти полностью сгнил и распался на трухлявые куски, одежда и тело старицы истлели, скелет же, волосы на голове и монашеский головной убор сохранились хорошо. Монахиня Палладия перенесла эти драгоценные мученические останки на новое белое полотно, аккуратно обернула их и с помощью присутствующих уложила в заранее приготовленный гроб [5]
Вся эта процедура происходила очень скромно и сосредоточенно, под наблюдением представителей советских властей и органов безопасности.

Монахиня Палладия так поясняла возможную причину истления матушкиного тела: «Власти дали разрешение на перезахоронение схимонахини Серафимы, как жертвы фашизма, но предупредили, чтобы в случае обретения полностью нетленных мощей, гроб немедленно закопали и не устраивали при этом никаких«митингов и процессий». Вот почему Господь и попустил останкам старицы Серафимы частично истлеть. Без этого их попросту не разрешили бы перевезти в Святошино».
Во всем есть своя логика. Была она и у богоборчески настроенных властей: разреши они перезахоронить нетленные мощи известной подвижницы за пределы более-менее контролируемого ими монастыря и надо будет держать специальный наблюдательный пункт на Святошинском кладбище, а с костями что возиться?[6]
В ночь перезахоронения Фаина Александровна видела матушку Серафиму во сне. Будто бы она лежит на постели у стенки возле своей старицы. Матушка Серафима обратилась к Фаине со словами: «Я тебя закрою в сундучок» и еще что-то говорила про мощи святой великомученицы Варвары. Через сорок с лишним лет Фаина Александровна, по прежнему живя в Святошино, недалеко от почитаемых ею старческих могил, поломала ногу. Будучи одиноким человеком, она болела, лежа на своем одре возле стенки, украшением которой служил большой матушкин портрет. Когда Фаина умерла ее похоронили в«сундучке» в ногах ее великих стариц.

Относительно мощей святой великомученицы Варвары каждый теперь знает, что они в плену у самосвятов и, скорее всего, именно об этом, как историческом указании дней предсмертной болезни и кончины, открыла Фаине в памятную ночь перенесения своих честных останков старица Серафима. Бог весть!

Скорые в помощи
Еще при жизни матушка Серафима предсказывала, что на ее могиле будет часовенка, как она ее называла«капличка». И еще говорила: «Кто меня будет помнить и просить о помощи, тому помогу. Приходите ко мне на могилку». И это свое обещание блаженная выполняет неукоснительно до сего дня.
Также и матушка Мария обещала никогда не забывать за гробом тех, кто прибегал при жизни и будет прибегать по кончине к ее молитвенной помощи. На просьбу Василия Лаврентьевича: «Матушка, не забывайте нас!», – ответила: –«Никогда не забуду!»

При изложении приведенных кратких воспоминаний мы руководствовались тем, что знакомящийся с засвидетельствованными фактами верующий или ищущий Православную веру читатель сумеет в глубине своего сердца дополнить изложенное тем высоким, что стоит за всем бывшим в житии и за гробом этих великих таинников Божией благодати, которых Господь сил промыслительно воздвиг на свещницу церковную, да светят всем.
Если смутят кого-то отдельные дерзновенные слова или поступки исповедниц, пусть вспомнит таковой, что блаженные под видом мнимого безумства возвещали в мире Истину так, как Господь Лицом к лицу открывал Ее им. По плодам же прожитой обеими старицами жизни мы можем определенно судить о том, что они как тогда имели, так и поныне продолжают иметь особое дерзновение перед Пресвятой Богородицей и Небесным Царем. Их же молитвами Они спасают и обращают к Себе многих и многих.

Из многочисленных случаев чудесной помощи свыше, оказываемой людям у старческих могилок, приведем лишь некоторые.
В Свято-Покровский женский монастырь Киева до недавнего времени на все утренние и вечерние церковные службы ходила одна почтенная супружеская чета, пришедшая к Богу при следующих скорбных обстоятельствах. В«безбожные» хрущевские годы их единственный и любимый сын, как активный комсомолец, откликнулся на призыв партии ехать на комсомольскую стройку, в Сибирь, в тайгу, во имя очередных«великих свершений». Там юноша трагически погиб, придавленный спиленным вековым деревом. Родителей известили об этом горе и сообщили, что погибший будет похоронен на месте за государственный счет. Второе известие оказалось для них еще горше первого. Потерять сына и не иметь возможности прийти и поплакать на его могиле, ухаживать за ней до конца своих собственных дней, оказалось слишком мучительным. Отец стал добиваться, чтобы то, что осталось от его сына, привезли в Киев, но не тут-то было.

Ему наотрез отказали и напомнили его собственный долг, долг члена партии – он был коммунистом. В отчаянии родители по-шли в ближайший храм, им оказался Покровский женский монастырь.
Кого просить о помощи и как просить? Хотя старица Мария уже несколько лет как почила, кто-то из верующих посоветовал им обратиться к ее многолетней келейнице матери Палладии.
Они разыскали ее в Святошино. Нельзя было без сострадания смотреть на уже немолодых людей, пришедших за помощью к рабе Божией. Келейница блаженной повела несчастных на старческие могилки. Горяча же была их первая в жизни молитва!
Через самое короткое время убитым горем родителям пришла срочная телеграмма, а в ней: «Встречайте гроб с сыном»!
За это старческое благодеяние они всем сердцем прилепились к церкви. Отец сдал свой партийный билет и стал самым ревностным прихожанином направившей его к Богу обители...
Прихожанка храма святителя Николая на Соломенке Мария прибегла к молитвам стариц о чадородии. По наущению собственной матери муж уже совсем собирался ее оставить, как бесплодную. Отчаянию Марии не было границ. Она заболела, слегла в больницу и там, в больничной палате, услышала поведанную ей историю жизни Киевских великих матушек Серафимы и Марии, узнала, где они покоятся, и направилась к ним.
Святошинское кладбище, вечер; не у кого спросить о месте матушкиных могил.
Мария взмолилась Божией Матери, стала ходить от могилы к могиле и нашла искомое! Плакала и стенала, просила стариц о помощи, спасении семьи. Вдруг отчетливо раздался младенческий плач. Но вокруг никого! Плач невидимого младенца был ответом свыше на ее слезную молитву. Мария стала приходить на заветное место и ждать встречи со знавшими матушек людьми. Так она дождалась Емилию Александровну, которая чаще других бывала на могилках, ухаживала за ними со своей мамой. Среди духовных чад, знавших великих стариц при жизни, после того па-мятного вечера в Святошино Мария стала своей. Воцарился мир в семье, родился первенец Николай, затем дочка Таня. По молитвам блаженных стариц Серафимы и Марии Бог благословил и этот дом.

Также по молитвам уже покойных стариц благополучно разрешилась от бремени внучка их духовного чада Анны Черной.
Предстоящие ей роды вызывали большие опасения у врачей, но, вопреки ожиданиям акушеров, сам собой отпал вопрос о готовящемся кесаревом сечении: слабая здоровьем женщина быстро и безболезненно родила здорового ребенка.
Когда вышеупомянутый отец Василий Савков уже готовился к переходу в вечность, ему наяву явилась покойная старица Серафима и велела распорядиться похоронить себя в одной ограде с ней и старицей Марией. Это по тем временам было практически невозможно – он даже не был жителем Киева, но привыкший к послушанию матушке при жизни, он оказал его своей первой наставнице и перед лицом смерти.
Отец Василий передал матушкины слова своей супруге, та – дальше, и послушница Александра(Власенко) за послушание отдала только что преставившемуся иерею(†5/18 мая1966 года) свое собственное место возле могилы матушки Серафимы! Так, за святое послушание, батюшка был погребен там, где ему указали.
Умер отец Василий блаженно. Его дочь – Надежда Васильевна – рассказывает, что перед самой папиной смертью в комнате вдруг стало светло и тепло, а у его кровати как будто явилось Солнце. Отец Василий улыбнулся, произнес: «Владычица была», – и тихо скончался.

Хотя область видений является небезопасной и требует по причине возможных вражеских мечтаний самого осторожного к себе отношения, нельзя умолчать о трех событиях, о которых своей совестью свидетельствуют уже покойная Вера Андреевна Савкова – вдова отца Василия и Емилия Александровна Старченко, ухаживающая за могилками чтимых стариц.
Все они касаются общественного значения посмертной памяти блаженных, многолюдно совершаемой на их могилах16/29 июля каждого года, начиная со дня преставления старицы Марии.

Вскоре после кончины отца Василия Вера Андреевна впервые попала на кладбище ко дню поминовения стариц и, увидев у их могильной ограды многолюдство и обильные приношения, задалась вопросом: «Зачем это нужно? Почему панихиды служатся
именно здесь? Не лучше ли ограничиться поминовением в храме?» В ответ на возникшее недоумение она видит во сне богатый
ковер, от края до края уставленный яствами, видит рядом с ним покойную старицу Серафиму. Блаженная обращается к ней со
словами: «У нас здесь всего много, но пусть приносят. Эта их жертва передается Богу». Ковер с приношениями возносится к небу.

Летом1954 года в день посещения Свято-Покровского женского монастыря и матушкиных могилок на Святошинском кладбище Емилия и там, и там получила«велие духовное утешение».
По возвращении домой она прилегла отдохнуть и видела в тонком сне нечто дивное. Будто бы она с мамой снова на кладбище, они стоят в длинной очереди людей к матушкиным могилкам.
Каждый из входящих в заветную ограду кланяется могилам стариц и выходит, не мешая встречным. Наступает очередь Емилии.
Она входит в ограду с крестообразно сложенными на груди руками и замирает, потрясенная увиденным. Между крестами матушкиных могил возносится ввысь величественный иконостас со Священными изображениями Святой Троицы, Божией Матери и Святителя Николая. Перед ним теплится огромная белая лампада в красных вишнях, висящая на золотых цепях.
[ Раздается благостный голос Господа нашего Иисуса Христа: «Это православная церковь на воздусе, и каждый, кто приходит сюда, получает благодать Божию и благословение».]
При этих словах чья-то невидимая рука обмакивает в лампаду кисточку и знаменует ее лоб крестом. Емилия поворачивается к матушке Марии, лежащей в схиме поверх могилы и прикладывается к рукам старицы. Они теплые, мягкие. После этого прикладывается к ручкам возлежащей
над своей могилкой старицы схимонахини Серафимы. Потрясенная увиденным Емилия открывает глаза и еще чувствует себя в кладбищенской ограде. Столь сильное благодатное переживание она восприняла, как несомненное свидетельство Божие о святости места упокоения двух Его верных и«благоразумных дев», при жизни скрывавшихся под видом«дев юродивых».

Без малого через полвека после этого видения Емилия Александровна в канун дня памяти матушек 1993 года видела следующий знаменательный сон.

    В июне1994 года скромные матушкины могилы посетили бывшие в Киеве афонские священномонахи. Они специально приехали в Святошино, чтобы отслужить панихиду в память этих великих подвижниц.

Прошло около десяти лет и на Святошинском кладбище появилась организованная церковная община. Создавший здесь приход священник Глеб Помелов вспоминает о сделанном ему старицей Алипией(Авдеевой) предсказании насчет Святошинского кладбища.
Он только пришел к Богу и принял Таинство Крещения, и теща решила повести его к матушке Алипии.
Он говорит: «Мы приехали к ней. Увидев меня она стала читать какие-то молитвы, потом петь надо мной «Царице моя Преблагая", но не с начала молитвы, а со слов«Скорбящих Радосте, обидимых Покровительнице..", – много раз одно и тоже, – "Скорбящих Радосте...».
Взяла просфору с вынутыми частичками, подала ее мне и замолчала...
Теща еще что-то спросила матушку обо мне, но та благословила нас и мы ушли.
Спустя два года я поступил в Одесскую семинарию и со временем, приняв таинство Священства, стал служить в приходах Киевской епархии. В1996 году по благословению Блаженнейшего Владимира, митрополита Киевского и всея Украины я создал приход в честь иконы Божией Матери«Всех скорбящих Радосте» на массиве Нивки и вскоре узнал, что на Святошинском кладбище покоятся блаженные старицы Христа
ради юродивые схимонахини Серафима и Мария. Я стал регулярно посещать это святое место.
Спустя год скончалась матушка Алипия, и на ее могилке стали совершаться многочисленные панихиды.
На Нивках был создан еще один приход святых апостолов Петра и Павла, где я и подвизался.

В конце2002 года у меня на приходе начались некоторые неприятности. Я не знал, что мне делать, как поступить. Поехать к духовнику? Этого я не мог сделать– он живет очень далеко, за пределами Украины...
И тогда я поехал к матушке Алипии помолиться на могилке.
На следующий день я пришел на Святошинское кладбище к матушкам Серафиме и Марии, и увидел, что на небольшом иконостасе вместо Казанской иконы Божией Матери, находившейся там до этого, висит икона Божией Матери«Всех скорбящих Радость».
И тогда я подумал: «Это и есть ответ на мои вопросы».
У меня есть документы на приход«Всех скорбящих Радость» – значит нужно здесь строить храм. Благочинный благословил со словами: «Церковь на этом кладбище необходима».
И вот сейчас на этом месте действует приход.
А что касается пророчества матушки Алипии1984 года, то я могу это событие трактовать так: увидев меня, старица сразу начала молиться– и по ее молитвам я стал священником, ее«причитания» как будто в присутствии покойника– означают то, что мое служение будет проходить в кладбищенском храме, а молитва, которую она пела, означает на-звание прихода– в честь иконы Божией Матери«Всех скорбящих радость».
Блаженные старицы и сегодня нас помнят– они обещают ни-когда не забывать в загробной жизни тех, кто прибегает к их молитвенной помощи.
[7]
Матушка Мария пророчествовала: «Придет время, и откроют мощи убиенной старицы Серафимы».
Но они две едино. Настала пора прославить их в сонме Киевских святых на благо верным чадам нашей многострадальной Православной Церкви. И они не закоснеют в помощь и защиту
.

Блаженнии старицы и исповедницы схимонахини Серафимо и Марие Киевские, молите Бога о нас !

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Отредактировано Ярослава (2024-03-04 20:01:30)

Блаженная девица Екатерина
(По воспоминаниям духовных чад
Христа ради юродивой старицы).

Предисловие
Для достойного противоборства лукавым духам и их земным клевретам и для пророческого служения в нашем падшем мире Бог и Господь всяческих возлагает на особых Своих избранников  и  избранниц  поистине  ратный  духовный  подвиг юродства Христа ради. Что именно побуждает Бога остановить Свой высочайший выбор на том или ином человеке, остается для нас тайной. Ясно только, что Его Божественный выбор всесовершен, и жизненный крест истинных чад Божиих полностью соответствует силам таких«крестоносцев».
Если задуматься над тем, почему это служение Богу и Его людям определяется не
словами«юродство ради Бога» (вообще) или«мнимое юродство», а однозначно рассматривается, как«юродство ради Христа»,
то станет понятно, что такое вольное мученичество за весь мир: за всех ближних и дальних, знакомых и незнакомых, верных и неверных, благодарных и неблагодарных, спасающихся и гибнущих людей – сродни самоотверженному подвигу Основоположника нашего спасения, Сына и Слова Божия Иисуса Христа.
Христа ради юродивых Церковь прославляет как блаженных. Блаженная Ксения Петербургская, великие Дивеевские блаженные Пелагия, Паша и Мария, Московская блаженная Матрона, Киевские блаженные Серафима, Мария, Ольга и Алипия –благоразумные  девы,  подвигом  добрым  подвизавшиеся  и  спасавшиеся под видом юродивых дев.
В Своей притче о Царствии небесном(Мф. 25, 1, 6-7, 10) Спаситель уподобляет его «... девам яже прияша светильники
своя  и  изыдоша  в  сретение  жениху. ...
Полунощи  же  вопль бысть: се жених грядет, исходите в сретение его. Тогда воста-ша вся девы тыя, и украсиша светильники своя. ...
Прииде жених: и готовыя внидоша с ним на браки, и затворены быша двери». Эти слова Христа с буквальной точностью исполнились на нашей современнице, Киевской подвижнице, блаженной девице Екатерине(Моленко), преставившейся ко Господу в возрасте 67  лет в полночь с 5/18 на6/19 февраля1997 года, в церковный день памяти преподобных отцов Варсонофия Великого и Иоанна Пророка.
Истоки
Блаженная родилась в 1929 году во время непрекращающихся страшных гонений на Православную Церковь. Ее родиной
стало  село  Петривцы  близ  древнего  Вышгорода,  освященного пребывавшими в нем мученическими останками святых благоверных братьев-князей Бориса и Глеба, сыновей равноапостольного Владимира Крестителя Руси.
Кроме дочери Екатерины у Трофима и Анны был еще сын Феодосий.  Бедность  и  самый  простой  крестьянский  быт  этой
трудолюбивой украинской семьи, их неприметность сохранили Моленко в годы повсеместных репрессий.
И в годы голодомора Трофим и Анна благодарили Бога за то малое, что имели, не теряли драгоценной своей веры в Воскресшего Христа и в свободное от тяжелых повседневных трудов время тянулись в Киев к его святыням.
Анна с самых ранних лет водила Катю к известной всем православным киевлянам прозорливой старице схимонахине Серафиме, просила ее святых молитв за себя, супруга и детей, очень дорожила добрым отношением блаженной к ее маленькой дочке.
Испытания же, выпадавшие на бедный наш народ, не прекращались, следуя одно за другим. Пришла война. Вскоре после
ее начала схимонахиня Серафима предсказала Анне, что ее отроковица чудесным образом уснет на сорок дней, и что ее следует особенно оберегать в это время.
Кроме того, старица сообщила об этом предстоящем событии одному старому киевскому профессору и обязала его быть с Богом избранной отроковицей как можно осторожней. Даже угрожала ему тем, что он будет отвечать за нее перед Богом своей собственной головой.
А время шло. Наступило лето 1943 года. По Петривцам разнеслась молва о том, что у Моленко накрепко уснула тринадцатилетняя Катерина. Причем, всем было ясно, что она не просто обмерла или впала в забытье, а пребывает своим чистым девственным духом в горнем мире и созерцает его непостижимые тайны.
Весть об этом необычайном происшествии дошла и до оккупационных властей. Всех интересующихся происходящим и любопытных стали прогонять подальше от места события. Сами же заходящие в дом немцы испытывали непонятное внутреннее беспокойство.  Для  медицинского  заключения  ими  был  привлечен упомянутый выше профессор. Осмотрев пациентку, он высказался в том смысле, что Екатерина Моленко впала в летаргический сон – редкое состояние, представляющее большой интерес для науки. Так как спящая отроковица уже продолжительное время ничего не ела и не пила, профессор назначил ей зондовое питание. Но Катя так плотно сжимала свои зубы, что покормить ее во время сна так никому и не удалось.
Христова избранница чудесно проспала ровно сорок дней.
Но и после этого она не ела еще некоторое время. Только подползала к лежавшим на земле возле их домика спелым грушам,
брала их в руки, вдыхала аромат и клала на прежнее место.
Мать спрашивала дочку о том, что она видела там, но Екатерина отвечала, что многое видела: рай и ад, но ничего рассказывать ей об этом не будет.
Когда  Анна  пригласила  приходского  священника,  чтобы причастить сильно ослабевшую телом Катю, та отругала мать за
то, что она ввела к ним в дом«волка в овечьей шкуре», самосвята, а не священника; после этого разделась и бегала по селу, терпя позор и поношения от своих домашних и односельчан. Так совсем юная девица начала свой подвиг Христа ради юродства и стала известна как Екатерина из Петривцив, которая спала сорок дней.

В подвиге
Как может проявляться подвиг юродства в тринадцатилетнем человеке? Странностью поведения, несвойственным возрасту воздержанием в сне, пище и питии, лишением себя самого необходимого в одежде, даром прозорливости, чудотворения, ха-рактерной для всех истинных Христа ради юродивых бранью с нападающей на них нечистой силой, победой над бесами. Да, все это стало неотъемлемой частью Катиной жизни, но и не только это. Все в ней под видом внешней грубости и простоты было рас-\творено любовью к людям, например, к ее сверстникам.
Как-то  Катя  стала  свидетельницей  разговора  подростков-односельчан на берегу пруда. Они восторгались красотой лилии,
лежащей на водной глади и думали о том, как бы ее сорвать.
Блаженная стремглав побежала к цветку по воде, сорвала его и принесла детям. Так же быстро и легко она могла пробежать по штакетнику забора или тыну. Юродивая Екатерина парила над землей подобно небесной птице.
После первого случая обличения нечестивого священника-самосвята в блаженной стали замечать явные признаки удивительной прозорливости. Но ее воспринимали не как гадалку, а как рабу Божию. Разумные уважительно относились к Катерине и с пользой для себя прибегали к молитвам, совету или не менее красноречивому приточному действию своей односельчанки. Те же, чья совесть была запятнана перед Богом, со злобой ополчались на не званную пророчицу.
Блаженную несколько раз помещали в Кирилловскую психиатрическую больницу в Киеве. Там Екатерину Моленко признали душевнобольным инвалидом детства.
Преследования властей и злых людей в родных Петривцах вынудили Екатерину переселиться вместе с матерью, двоюродным братом Михаилом и его женой в лесную чащу недалеко от Водогона, связывающего Вышгород с Киевом, в ветхую глиняную мазанку-хатку с соломенной крышей.

Старица старца
Впервые о существовании матушки Екатерины я узнал от насельника  Одесского  Свято-Успенского  мужского  монастыря
игумена Симеона(Титенкова).
Как-то выходя из братского монастырского корпуса от игумена Андрея(Машкова), я обратил внимание на очень пожилого
благообразного монаха, который держал свою руку на груди так, как ее держат только больные сердцем. Как студент второго курса медицинского института я поинтересовался его самочувствием. Старец Симеон, а это был он, проницательно взглянул на меня, спросил, чем я могу ему помочь, и пригласил для беседы в свою келью. Сейчас я не могу вспомнить то, о чем мы с ним говорили, но после нашего первого короткого общения я всецело
привязался к этому старцу и считаю, что та наша встреча была самой важной в моей жизни.
Отец Симеон действительно страдал частыми сердечными приступами и очень высоким артериальным давлением, как потом выяснилось, он на ногах перенес инфаркт. Старцу периодически измеряли давление и удивлялись таким его показателям,
как 240/180, а он отмечал про себя, что у него были и более страшные приступы, когда он просто горел огнем. Это медицин-ское отступление необходимо для того, чтобы объяснить тяжесть его состояния и то мужество и веру, с которыми отец Симеон переносил это испытание, попущенное ему Богом.
Болезнь эта была местью лукавых духов за то, что он однажды заочно вычитал одного подполковника, страдавшего беснованием и, к горю своих родных,  совершенно  не  ходившего  в  церковь.  По  их  горячей просьбе старец стал вымаливать этого несчастного у Бога и полностью освободил его из бесовского плена. Ставший здоровым подполковник  пришел  в  Успенский  монастырь  поблагодарить своего избавителя. А мстительные лукавые духи напали на престарелого игумена, чтобы свести его в могилу. После этого случая блаженная матушка Екатерина передала ему из Киева такие слова: «Отец Симеон! Упал – поднимайся!»
И, что удивительно, за послушание своей старице и по ее молитвам к Богу игумен Симеон прямо на моих глазах быстро пошел на поправку, так и не ложась не то, что в городскую больницу, но, даже не посещая свою монастырскую лекарню. А было ему тогда за восемьдесят лет.
Я по возможности часто навещал своего старца, обладавшего высоким молитвенным духом, дарами прозорливости и совета.
Он делился со мной своими воспоминаниями и очень скорбел, что не может лично посетить почитаемую им матушку(которая
по возрасту годилась ему в дочери), так как уже давно не покидал своего монастыря.
Отец Симеон хорошо знал и очень почитал и преподобного схиигумена Кукшу(Величко), и преподобного схиигумена Амфилохия(Головатюка) Почаевского, и Киево-Печерских  старцев  Кронида,  Полихрония(схиархимандрита Прохора) и Герасима, и старца-странника Феодора(Носа) в монашестве Серафима, и старицу инокиню Ольгу из Флоровского монастыря  в  Киеве;  посещал  и  старицу  схимонахиню  Марию(Димарову) из Святошино, но блаженная Екатерина занимала в
сердце старого подвижника особое место. Она была его старицей.
Отец Симеон познакомился с блаженной Екатериной еще в пятидесятые годы, когда жил в миру, имел семью и звался Павлом. Сразу же оценив высоту ее духовной жизни, Павел стал навещать блаженную в ее лесной халупе на Водогоне, чем мог –
помогал матушкиной маме и тетке. Он жил тогда во Львове и специально приезжал к киевским святыням и к матушке Екатерине, так как очень дорожил ее молитвами и советами. И было от чего!
Не записывая то, что он мне рассказывал, и, не собираясь тогда с кем-то делиться этими батюшкиными воспоминаниями, я,
тем не менее, ярко запомнил то, что он мне говорил. Это упрощалось тем, что отец Симеон повторял мне свои рассказы про
матушку по несколько раз.
Вот некоторые из них.

«Я тебя прикрываю».
Чтобы прокормить семью, Павел, нелишенный коммерческой  жилки,  скупал  облигации  государственного  внутреннего займа у всех желающих получить за них побыстрей наличные деньги.
В эту самую пору он посетил матушку, которая оставила его ночевать в соседней с ней комнатке. Несмотря на жару, старица  стала  накрывать спящего Павла с головой одеялом. Ему стало невыносимо жарко, и он сказал об этом блаженной. Екатерина ответила: «Я тебя прикрываю».
В Киеве Павел собрался остановиться у своих дальних родственников, но застав у них гостя сомнительного вида, не стал
задерживаться и нашел пристанище у других людей. Уже потом выяснилось, что как только Павел ушел от родных, к ним нагрянула милиция, которая следила за человеком, скупающим у населения облигации. Его самого упустили из виду, а вот гостя, который  оказался  без  паспорта,  задержали.  Так  матушка  действительно«прикрыла» Павла от больших неприятностей.
В Кирилловской больнице
И вновь блаженную Екатерину определили в больницу для душевнобольных. Павел, узнав об этом, очень тяжело переживал
такое злоключение своей старицы, стремился помочь ей, как-то скрасить ее пребывание в неволе с действительно душевнобольными и вызволить матушку оттуда.
В больнице Павел отрекомендовал себя двоюродным братом блаженной по матери, и его пускали к Екатерине как ее родственника. Правда, при этом возле их скамейки, как бы ненароком, оказывались два-три соглядатая, внимательно следившие за всем происходящим.

«Палач фашистский».
Один  из  сотрудников  этой  психиатрической  больницы очень жестоко обращался с больными и буквально истязал их.
Блаженная обличила его совсем неожиданными словами: «У, палач фашистский! Скоро и до тебя доберутся!»
И что же? Его очень скоро разоблачили, как пособника немцев на оккупированных в войну территориях и казнили, как кровавого фашистского палача. Сотрудники больницы, присутствовавшие при обличении Екатериной этого изверга, больше не позволяли себе грубо обходиться с блаженной и даже пальцем ее не трогали.

Мед из Лавры, Сталин и Ленин
Желая поддержать физические силы своей старицы, Павел стал искать в Киеве мед. Но нигде его не находил. Время было
тяжелое и голодное. Он сообразил, что можно попросить меду в Киево-Печерской Лавре и, когда пришел туда, увидел полную
банку с медом на панихидном столике в храме. Павел стал упрашивать требного священника продать ему этот мед для больной.
Но  послушный  монастырской  дисциплине,  тот  переадресовал просителя  к  лаврскому  духовнику  архимандриту
Полихронию.
Делать нечего, Павел пошел к названному старцу. Отец Полихроний, узнав, кому предназначается мед, с радостью поспешил в
храм, вручил его просящему, поцеловал Павла в лоб и велел ему кланяться Екатерине.
При встрече блаженная поцеловала его в то самое место на лбу, которое так недавно облобызал старец-архимандрит Полихроний.
«Прозорливая матушка...» – мысленно умилился Павел.
Они вышли на аллею и сели на скамью. Как всегда, рядом появились два наблюдателя.
Павел посмотрел на огромный стенд с наглядной агитацией той поры, стоящий прямо напротив их с матушкой скамейки и
увидел на нем привычную политическую пару, в профиль обращенную друг к другу.
«Тьфу, гадость – Сталин и Ленин!» – мысленно произнес он.
Матушка тут же вслух громко повторила эти
его мысли. Следящие за ними даже вздрогнули. Но что взять с болящей?
«Так...» – подумал Павел –«... раз нас подслушивают, буду  общаться  с  прозорливицей  мысленно». Матушка  только кивнула в ответ. Павел раскупорил банку и стал подавать старице маленькой ложечкой принесенный мед. При этом он мысленно просил ее помянуть о здравии старца Полихрония, себя, своих детей, жену. Блаженная послушно принимала мед, пока не дошла до ложечки за жену. Тут Екатерина плотно сжала губы. Павел,  опять таки мысленно, взмолился к ней о своей непутевой половине. Старица нехотя, медленно открыла рот и употребила еще немного меда. После этого Павел стал про себя спрашивать то, что требовало матушкиного совета, а она кивала ему в знак согласия или крутила головой на то, что было в его мыслях и планах неправильно. Следившие за таким странным диалогом люди отошли от них ни с чем.

Схимница
Узнав, что Павел собирается навестить блаженную Екатерину в Кирилловской больнице, в попутчицы ему напросилась одна схимонахиня. Павел предупредил ее о том, что для того чтобы их пропустили к Екатерине, ей придется назваться его женой. В приемном покое стали выяснять, кем приходится больной Моленко пришедшая с Павлом женщина. Он назвал ее своей женой, но тут у схимницы восстало тщательно хранимое ее совестью целомудрие, и она заявила, что не приходится Павлу женой и  что,  вообще,  она  схимница.  Несведущие  в  таких  вопросах больничные стражи поняли это слово, как что-то близкое к свояченице и пропустили к Екатерине обоих.
Как только матушка вышла к ним навстречу, следом за ней на больничную аллею выбежала абсолютно голая молодая женщина из буйно помешанных и бегала так, пока ее не поймали санитары. Потрясенная увиденным схимница стала оживленно разговаривать с матерью этой несчастной. А Павел только подумал о том, на что она тратит свое драгоценное время: пришла ведь к блаженной, а беседует с матерью бесноватой. Тут матушка Екатерина как закричит по-украински: «Тэчэ! Тэчэ!»
В ответ на это пришедшая прекратила пустую болтовню и подбежала к блаженной со словами: «Да, матушка, течет!»
На обратном пути Павел расспросил схимонахиню о том, что значили эти матушкины слова. И она поведала ему следующее. Вскоре после революции она, тогда молодая монахиня, шла по дороге вместе с казначеей их монастыря. Их настигли два
конных красногвардейца и решили надругаться над Христовыми невестами. Казначея была слабого здоровья, поэтому не могла сопротивляться напавшему на нее бандиту, и он ее замучил. А нынешняя схимница была покрепче. Она дала отпор, и ее рубанули через все туловище тяжелой кавалерийской шашкой. Монахиня в горячке убежала от своих палачей и, прибежав в мужской монастырь, забилась на его чердак. Ее нашли по струившейся сквозь пол чердака крови и выходили, как Бог дал. Всю дальнейшую жизнь у пострадавшей по всему рубцу открывались раны, из которых обильно текла сукровица, как память перенесенных ей мучений. Об этом и напомнила отвлекшейся от главного схимнице прозорливая Екатерина.

Домой
Наконец-то Павел испросил у врачей разрешение забрать блаженную Екатерину домой. Она лишь сдержанно кивнула ему в знак своего согласия. Наступил долгожданный день выхода матушки на волю. На улице уже лютовала зима.
Павел пришел за старицей вместе с ее теткой Агафьей. Блаженная категорически отказалась ехать домой машиной. Отправились пешком. Но как шла вольная страдалица! Она еле передвигала ногами.

Про часы
Как-то Павел пришел к матушке Екатерине и, помолившись, присел на скамью в ее комнатке. Блаженная подошла к гостю,
деловито сняла часы с его руки и куда-то ушла из дома. Мать Анна и Павел стали ее дожидаться, но Екатерина не вернулась в
хатку ни в этот день, ни в два последующие. Никто не знал, что и думать, когда она вернулась в дом и молча отдала снятые часы Павлу. Вот и пойми!
Через некоторое время жена стала изменять ему с каким-то
москвичом, совсем потеряла голову и сбежала от семьи. Единственное, что она взяла с собой в дорогу, были мужнины часы, те
самые, которые на время забирала у него блаженная. Павел остался дома в великой скорби по своей неверной супруге, переживал ее падение, как свое собственное, просил у Бога вразумить ее и вернуть из Москвы обратно в дом к нему и их детям: сыну и дочке. Прошло с полгода и Господь исполнил это его прошение.
Разлучивший их москвич сошел с ума и попал в больницу, беглая жена вернулась домой и молча возвратила своему супругу забранные у него часы.

«Тюрьма!»
Побывав у Екатерины в другой раз, Павел услышал от нее предостерегающие  грозные  крики: «Тюрьма! Тюрьма!» Что-то
предвещает ему блаженная? Он очень поскорбел, так как знал о тюрьме не понаслышке. Еще в молодости его дважды арестовывали как«кулацкого сына», и только Господь вывел его тогда из тюрьмы невредимым.
Не так давно его вообще забирали в подземную темницу во Львове, когда его оговорил оперативник НКГБ в связи с явлением образа Божией Матери на оконном стекле Львовского горсовета. Тогда Павла Титенкова насильно привели к«отцам города»,
которые требовали, чтобы он с балкона отрекся от Бога перед толпившимися на площади львовянами.
В тюрьме и в пыточной камере Павла защитила уже Богородица. От него, в конечном счете, отстали и с миром выпустили на свободу. Что же случится теперь?
Павел попросил благословения своей старицы на обратный путь. Она самолично проводила его за порог и неожиданно благословила возвращаться в Киев не знакомой ему дорогой, а более короткой через лесную чащу. Он неуверенно пошел по указанному пути, а затем с большим сомнением повернул обратно в знакомую сторону, пошел к дороге и... заблудился. Долго бродил в зимнем лесу пока не увидел какие-то огни.
Ну, слава Богу, люди! Павел поспешил к огням и вышел к ограждению из колючей проволоки с часовыми на вышках. Падает снег, с вышек ярко светит свет прожекторов. Он начал кричать охраннику на вышке и тут же спохватился, что его могут принять за беглеца и застрелить. Павел смолк, с горячей молитвой к Богу пошел прочь от зоны и вышел на дорогу!
Сомнение и непослушание слову блаженной могли дорого обойтись ему. Даже если бы его просто задержали у запретной зоны, Павлу пришлось бы подробно объяснять в«органах», где и у кого он был. А ходить к«болящей» Екатерине власти строго
настрого запрещали. За это жестоко преследовали. Ее же молитвами все обошлось. Тюрьма только показалась на его жизненном горизонте. И слава Богу!

Про самолет, танец и удар под дых
Павел  часто  сопровождал  блаженную  Екатерину  в  Киев, помолиться в храме, посетить нуждающихся в ее участии, духовной поддержке или обличении. Как-то на дороге матушка, задрав голову и приложив ладошку козырьком ко лбу, высмотрела летящий в небе самолет, стала приветствовать его, как старого знакомого. После этого она схватила Павла под руки и закрутила в танце. Он неловко сопротивлялся, так как никогда не танцевал и не признавал подобных развлечений. Напоследок Екатерина сделала страшное лицо и очень больно ударила своего спутника под дых. Павел даже присел от боли, у него сбилось дыхание. А блаженная, как ни в чем не бывало, продолжала свой путь. Вот и по-путешествовали!
Непутевая жена Павла к этому времени совсем опустилась,  запила, попадала в вытрезвитель, откуда ее регулярно приходи-лось выкупать, а напоследок развелась со своим страдальцем-мужем и стала бродяжничать. Бывший супруг и дети совсем по-теряли ее из вида. Павел устроил своего сына в Киеве, он там женился. Дочь, оставшаяся с отцом во Львове, тоже стала невестой.
И вот однажды она привела к Павлу своего жениха. Он был летчиком. Любовь дочери вынудила отца выдать ее замуж за это-го ее избранника. На свадьбе Павла точь-в-точь, как показывала матушка Екатерина, пытались закрутить в танце. И он точно так же, как и тогда, очень смутился этим и не пошел в пляс. Зять перебрался к ним в квартиру. С его приходом установившийся за долгие годы строй жизни Павла оказался нарушенным.
Летчик  купил  телевизор  и включал его на полную громкость именно тогда, когда хозяин дома молился в своей комнате или читал Евангелие. Охладел пыл к духовной жизни и у дочери.
Все это очень угнетало сердце любящего и верующего отца.
Как-то раз Павел напомнил дочке, что надо не забывать читать Слово Божие, и дал ей Новый Завет. Зять тут же включил телевизор. Павел уменьшил громкость его звучания и получил заэто от своего зятя сильнейший удар под дых.
У уже не молодого человека хрустнули три ребра, и он по скорой помощи попал в больницу.
Павел простил зятя. Но тот стал прилагать зло ко злу, начал приходить домой далеко за полночь, загулял и, так и не исправившись, развелся с дочерью Павла. Вот такая скорбная история.

Пропали документы
Павел  был  свидетелем  того,  как  матушка  выручила  из большой беды супруга одной своей духовной дочери. Он был офицером и по роду службы работал с секретными документами.
И вот однажды у него куда-то запропастилась папка с документами, имеющими гриф«Совершенно секретно». Он все обыскал
у себя в кабинете и пришел в отчаяние, близкое к тому, чтобы наложить на себя руки. Офицер решил застрелиться. Когда его
верующая жена заметила неладное, он чистосердечно рассказал ей об этой своей беде. Взволнованная женщина бросилась к блаженной. Матушка Екатерина успокоила ее словами: «Найдутся».
После ее такого незамысловатого утешения офицер бросился на службу и сразу же нашел в запечатанном своем кабинете ту папку, которую потерял. Радости и удивлению его не было предела.
Несмотря на сложности того времени, он решил пригласить блаженную Екатерину к себе домой, чтобы приветить ее и поблагодарить за помощь.

«Бандит Сталин!»
Отправляясь в гости к этому офицеру, Екатерина взяла с собой Павла. Приглашенные вошли в небольшую комнату в офицерском общежитии, там уже был накрыт праздничный стол. Вся семья при полном параде встретила блаженную, а матушка первым делом повернулась ко всем спиной, задрала юбку, шлепнула
себя по заднему месту и закричала: «На, папа, смотри!» Мать семейства только укоризненно взглянула на свою дочь, которая не соблюдала приличную девушке скромность и ходила дома«на легке», нисколько не смущаясь своих родителей. Обличенная девица сразу же вспыхнула и покраснела.
Матушку с Павлом усадили за стол. Блаженная совершенно неожиданно и очень громко закричала: «Бандит Сталин!»
Офицер потерял дар речи. Что теперь будет? Ведь все соседи слышали эти крики и наверняка донесут об этом куда следует. Он подхватил Екатерину под руки и стремительно выпроводил из своего дома. В это самое время по радио раздались слова аналогичного содержания и говорил их, всем известный диктор! Началась компания по развенчиванию культа личности отца народов.
Офицер, осознав происходящее, бросился за прозорливой Екатериной и так же энергично, почти силком, вернул ее с Павлом к себе в гости. Он горячо просил у них прощения и наконец-то понял, что с истинной рабой Божией нигде не пропадешь.

«Читай Иисусову молитву».
Матушка была делательницей непрестанной Иисусовой молитвы и очень ценила это в приходящих к ней людях. Она радостно и очень нежно обнимала молившегося, улыбалась ему. Соответственно строго Екатерина относилась к тем, кто проявлял
небрежение к молитве или помышлял скверное.
Испытал на себе самом это и Павел. В гостях у блаженной он стал помышлять что-то не подобное, всеваемое в его душу врагом спасения. Матушка не подбежала, а прямо-таки подлетела к нему, со страшным хлопком ударила Павла по щеке и тем самым прекратила вражеское наваждение. Он не ощутил никакой боли, а лишь услышал хлопок, как от удара бичом. Павел со слезами просил у старицы прощение.
Блаженная Екатерина строго отвечала ему: «Читай Иисусову молитву!»
Эта молитва, подобно бичу, отгоняет от ее делателя лукавых духов и их приражения.
В храме Божием
Как уже говорилось, Павел не раз сопровождал свою блаженную старицу в Киев на Богослужение.
Однажды он наблюдал, как матушка исповедывалась незнакомому ей приходскому священнику.  Когда  подошла  ее  очередь  и  голова  Екатерины склонилась под епитрахилью, блаженная что-то долго говорила батюшке, а он внимательно слушал ее и заметно изменился в лице.  Прочитав  разрешительную  молитву,  священник  проводил Екатерину долгим взглядом. Старица в свое время причастилась святых Христовых Таин.
После заамвонной молитвы этот священник почтительно поднес ей большую служебную просфору, которую матушка тут же передала в руки Павла. Один Бог знает о подробностях той памятной для священника и Павла исповеди.
Таинство остается таинством.

Иоанн Воин

Павел был очевидцем еще одного удивительного случая. Во Флоровском женском монастыре куда-то пропала Следованная
Псалтирь:  была  вместе  с  другими  необходимыми  книгами  на клиросе – и не стало. Сестры очень огорчились такой потере. Тем более, что в те времена церковно-богослужебных книг в обителях недоставало.
Искали, спрашивали друг друга и пришли к печальному выводу о том, что монастырская книга украдена.
В таких случаях обычно заказывают молебен святому мученику Иоанну Воину – охранителю от татей и возвратителю украденного.
Монахини по копеечке собрали лепту на такую требу и соборно молились святому страстотерпцу во время служения этого заказного молебна. Не успели они разойтись из храма, как в него вошла с иконкой Иоанна Воина в руках блаженная Екатерина. Первым подошедшим к ней старица заявила, что она – Иоанн Воин. Сестры стали наперебой жаловаться блаженной о постигшей их пропаже, что у них украли Псалтирь. Матушка Екатерина подойдя к одной из них, ударила ее по щеке и объявила: «Вот Псалтирь!»
Обличенная  монахиня  упала  на  колени  со  слезами  раскаяния: «Матушка! Бес попутал, и я ее взяла!» Так через прозорливицу святой Иоанн возвратил на клирос пропавшую книгу учителя покаяния пророка Давида.

Невидимая брань
Вслед за своим старцем я стал сердечно почитать блаженную и переживал рассказываемые им случаи ее благодатной помощи ему, как свои собственные.
Помню, как отец Симеон в одно из моих посещений радостно сообщил мне, что и я, и вся моя семья приняты в старческий круг, матушка Екатерина молится за нас и даже передала нам гостинчик.
Уже упоминавшийся мной игумен Андрей(Машков) был «сослан» духовником  в  Свято-Архангело-Михайловский  женский монастырь в селе Александровке подальше от любимой им Свято-Успенской Одесской мужской обители. Отец Андрей просил Архиерея помиловать его и возвратить в Одессу, но митрополит Сергий(Петров) под давлением властей всякий раз отказывал ему в этом.
И вот, когда батюшка в очередной раз посетил свою одесскую келью, чтобы забрать в Александровку оставшиеся в ней иконы, я встретил его и решил посоветовать скорбящему монаху попросить матушкиных святых молитв для исполнения самого
заветного в то время его желания.
Отец Андрей, сидя на топчане
в своей келье, глубоко задумался над моими словами, сказанными ему от полноты любящего сердца и со свойственной молодому человеку горячностью и верой.
В этот самый момент и произошло то, что я оказался в эпицентре невидимой брани, углами которой были блаженная матушка Екатерина из Киева, сосланный в Александровку игумен и буквально ворвавшаяся в его келью«старая дева», прибывшая
неизвестно откуда. Она совершенно неестественной скороговоркой обрушилась на задумавшегося было священномонаха. Стала рассказывать о сонном видении своей девицы-сестры, из которого  выходило,  что  не  стоит  ей  принимать монашеских  обетов, чтобы не попасть в гееннский огонь, куда прямо на вагонетках катились многие виденные ей во сне современные монахини.
И вдруг, как гром среди ясного неба, совершенно не к месту в рассказанной ей истории не званная гостья выпалила, глядя прямо в глаза отца Андрея: «А знаете, что Киевская Екатерина не смогла подойти до Причастия?»
Вот это оперативность! Не успели подать батюшке дельный совет, как тут же последовал контрудар присутствовавших при
нашем разговоре невидимых сил.
Во время монолога пришедшей женщины я стоял за ее спиной и сразу же после ее слов про блаженную воскликнул: «Это
неправда!»
Она сразу обернулась ко мне и спросила: «А что? Она великая?»
Не ведая тогда аскетического значения таких слов, я отвечал: «Не знаю великая она или нет, но только советую вам тут же, прямо сейчас попросить у нее прощение!»
Женщина молчала.
Я подошел к отцу Андрею, попросил его благословения и, прощаясь, сказал: «Батюшка, решайте сами!»
Выйдя из келии, я почувствовал себя совершенно разбитым физически. Как будто лукавый коснулся меня своим черным крылом. Немедля отправился я к отцу Симеону и рассказал ему все, что только что было.
Он подбодрил меня, но был грустней и молчаливей обычного. Я же проболел после этого полтора месяца. Все мне было не мило, тоска и уныние одолевали меня. Потом все прошло, искушение кончилось. Остался первый опыт встречи с невидимым темным миром.

Отец Александр
Отец Симеон за полтора года до своей кончины был пострижен в схиму с именем преподобного Амвросия Оптинского.
Он очень желал, чтобы я проторил дорожку к матушке Екатерине, но показать ее мне тогда было некому.
Схиигумен Амвросий
мирно отошел ко Господу 10/23 апреля 1990 года в возрасте девяноста лет.
В день похорон Бог сподобил меня вместе с братией нести гроб старца из Свято-Успенского храма на монастырское кладбище и даже держать один из канатов, которым его опускали на дно могилы.
И как же утешил меня Господь в эти скорбные минуты!
Сразу же после погребения ко мне подошел отец Александр, не-давно переехавший в Одессу из-под Киева. Он утешал меня в потере старца, которого хорошо знал, сообщил, что собирается к матушке Екатерине и обещал взять с собой, когда поедет к блаженной.

Впервые у матушки
В конце сентября 1990 года отец Александр позвал меня в дорогу. В это самое время я болел затяжным гриппом и очень
страдал от этого. Но о том, чтобы отложить долгожданную поездку к матушке, не могло быть и речи. В Киев летели самолетом
и прибыли засветло. Не теряя времени, сразу же поехали на Святошинское кладбище, поклонились могилкам великих Киевских
стариц схимонахинь Серафимы и Марии.
Был яркий солнечный день и от этого по дороге с кладбища грипп буквально«вытекал» из меня через нос и глаза. Я щурился, ничего не видел и без конца вытирал лицо от болезненной влаги сразу двумя платками. Несмотря на эту хворь, батюшка повел меня в гости к духовной дочери обеих названных стариц и их преемницы матушки Екатерины Фаине Александровне Прохода, которая в это самое время переезжала в новую квартиру неподалеку от идущего под снос ее финского домика. Задержались там недолго, чтобы расспросить ее про блаженную и отправились к еще одной послушнице старицы Марии престарелой Александре Власенко, которая охотно приняла нас на постой.
Не терпелось поскорей повидать старицу Екатерину, и мы немедля отправились к ней самой.
После поворота на Водогон сошли с вышгородского автобуса возле небольшого магазина у поселка энергетиков и по чудному сосновому бору прошли на территорию дачного товарищества, которое стремительно выросло вокруг матушкиного домика.
Нашли и его. У калитки нас встретила двоюродная сестра старицы Екатерины Дарья. Она узнала отца Александра и пошла спросить у блаженной, что делать с нежданными гостями.
Вышла со словами: «Помолитесь, пока нельзя». В это самое время матушка прильнула к зарешеченному окну своей комнатки и глянула на нас. У меня по всему телу прошла трепетная дрожь. «Вот она, матушка, у окна» – чуть ли не прокричал я отцу Александру.
Блаженная отошла вглубь комнаты и еще несколько раз поглядывала в приковавшее все мое внимание окошко. Она что-то го-ворила при этом и вид ее был самым что ни на есть серьезным.
Вскоре за тем Дарья пригласила нас к Екатерине. Первым вошел отец Александр. Я положил три земных поклона и отворил дверь к старице. Она уже ждала моего появления и, сидя на кровати, внимательно смотрела в мою сторону. Я подошел к ней под благословение, и матушка сразу же вручила мне кусочек сладкого сдобного  калача.  Затем  блаженная  по-доброму  рассмеялась  и сказала про меня, делая ударение на втором слове: «Он знает Амвросия».
Старица приняла нас дружелюбно, хотя перед самым нашим приходом грозно воевала с лукавыми духами.
По очереди разговаривала она с батюшкой и со мной. На мои вопросы отвечала, как мне показалось, невпопад, что-то говорила про епископа и студентов. Кто мог подумать тогда, что через пять лет я снова стану студентом и буду учиться в Московской Духовной Семинарии  под  началом  ректора-епископа?!
Затем  она  усадила  батюшку на стул, как профессиональный зубной врач запрокинула ему голову, открыла рот, стала осматривать зубы и, оглянувшись на меня, сказала(имея в виду мою труженицу-маму): «Зарабатываю на кусок хлеба». Блаженная Екатерина многократно благословляла нас обоих и негромко восклицала что-то одобрительное в наш адрес.

Для удобства общения я встал перед старицей на колени. Екатерина с удивлением посмотрела мне в глаза и совершенно
неожиданно со всего маху ударила по левой скуле. От такого удара я шатнулся в правую сторону. А присутствовавшие при
этой сцене батюшка и только что вошедшая монахиня Киевского Флоровского монастыря в один голос посоветовали мне подставить и правую щеку.
Когда я выполнил это, матушка сказала: «Хватит с тебя и одной».
Тут на меня нашли слезы, которые лились потоком. Я рыдал и просил у блаженной помолиться за моих домашних: сестру с
мужем и детками, мать и отца, который болел раком мочевого пузыря и уже перенес в марте сложную операцию.
Я омывал слезами матушкины стопы и вытирал их своими щеками. А она кивала головой и с великой скорбью смотрела на меня. Такого сострадания, какое виделось в ее взгляде, я не встречал никогда!
Про отца блаженная однозначно сказала: «Больница, операция...» и очень образно очертила своими руками большую опухоль внизу своего живота. Дала для него половину круглого серого хлеба и подытожила: «Еще поживет».
Я сразу же успокоился. Потом она засучила рукав своего халата, начала брать из локтевой ямки щепотками воображаемую«соль» и, поглядывая на меня, стала присыпать ей низ своего живота. Это она проделала на моих глазах трижды.
Под конец нашей первой встречи матушка молча помолилась в святом углу и отпустила нас с миром. Перед уходом я попросил у блаженной разрешения переслать врученный мне калачик сестре с детьми. Она кивнула в знак своего согласия.
Возвращаясь в Киев, я осознал, что грипп, мучивший меня полторы недели, прошел.
Матушка одним ударом своей руки исцелила меня!
На следующий день мы с отцом Александром побывали на акафисте у мощей святой великомученицы Варвары, на Зверенецком кладбище посетили могилы блаженной инокини Флоровского монастыря Ольги и богоносного старца-архимандрита Ионы, в схиме Петра, строителя Троицкого Киевского монастыря, посетили Святую Лавру. Не переставая лил дождь, похолодало, но у меня не осталось и следа недавней лютой простуды.
Более того, я совсем не болел после этого около года.
Вернувшись домой, я разрезал калачик на мелкие кусочки, высушил их и переправил в Москву сестре. С этим калачиком там произошла целая история. Мой племянник дал маленькую его  частичку  своему  отцу,  отличавшемуся  неистовым  нравом.
Тот охотно принял его из рук своего маленького сына, проглотил и вдруг изменился в лице, заволновался и с негодованием заявил: «Отравить  меня  хотите? Ничего  теперь  не  буду  дома  есть  и пить!»
Так его лукавая сердцевина проявила себя от маленького кусочка  самого  обычного  хлебца,  благословленного  старицей
Екатериной. Он жег утробу закоренелого грешника подобно горящему углю!
Бедняга действительно ничего не ел и не пил в своем доме около двух недель. Только после этого успокоился и перестал выказывать признаки духовной внутренней брани.
Отец
Как и предсказывала матушка, уже двенадцатого октября отцу срочно понадобилась повторная операция – у него открылось сильное кровотечение из рецидивировавшей после первого хирургического вмешательства опухоли.
Несмотря на послеоперационное облучение, она выросла как на дрожжах примерно до тех размеров, которые изображала своими руками внизу живота блаженная Екатерина.
Операция делалась по жизненным показаниям. Молитвами старицы он перенес ее хорошо. Уже на двенадцатый день отца
выписали домой. Но через две недели он попросил у меня судно, чтобы помочиться, – и это притом, что в результате обеих операций его мочевой пузырь был«отключен» и урина, обходя его, поступала по специальным трубкам от почек в мочеприемники.
Я напомнил об этом своему многострадальному родителю, но он настаивал поставить ему резиновый катетер.
Каково же было мое удивление,  когда  по  катетеру  из  мочевого  пузыря  выделился
полный  детский  горшок  кровянистой  жидкости! У  отца  произошло массивное кровотечение из опухоли на фоне выраженного исходного малокровия.
Я бросился в свою больницу, договорился по телефону со станцией переливания крови, получил на него три флакона донорской крови, кровезаменители, и в домашних условиях в течение целого дня восполнял ему смертельно опасную кровопотерю.
Состояние отца несколько улучшилось. И тут я ясно вспомнил то, что показывала мне блаженная матушка Екатерина своими
тремя щепотками. Она же предсказала отцу то, что сейчас с ним произошло, в том числе и три флакона донорской крови, которая берется из локтевой вены, перелитых для восполнения кровопотери из опухоли внизу живота!!!
Сразу же после ноябрьских не-рабочих дней отцу вынуждены были сделать третью операцию, которую не решались делать в оба предыдущих раза из-за большого риска того, что он ее не перенесет.
Но папа перенес ее достойно. Дивен Бог! Остается добавить, что отец с верой, как лекарство, употреблял маленькие сухарики того серого хлеба, который я привез ему от блаженной.
Он умер через десять месяцев после моего посещения матушки –14/27 июля1991 года. Почил, как православный христианин: своими страданиями и верой заметно очистил свою душу и Причащением святых Христовых Таин заблаговременно приготовился к встрече с Богом.

«Достойно есть»
И во второй раз мы с отцом Александром летели в Киев и обратно домой самолетом. Прибыли всего на один день и начали его с визита к матушке Екатерине.
Старица приняла нас очень хорошо,  благословила  ухаживавшей  за  ней  в  тот  день  Марие Совской покормить нас и во время трапезы стояла или прохаживалась рядом. Еще она выглядывала в свое оконце, как будто высматривая  кого-то,  оглядывалась  на  нас  и  что-то  недовольно бормотала в чей-то адрес.
Казалось, что Екатерина с нетерпением ждала кого-то и бранила его за опоздание. Потом она подошла ко мне и стала с очень озабоченным видом измерять своими руками мое левое плечо в длину и в ширину и напоследок удовлетворенно кивнула головой.
Когда нам надо было собираться в дорогу, блаженная  громко  и  напевно  исполнила  молитву  Богородице «Достойно есть».
Попрощались, благословились и поехали на квартиру к уже престарелой послушнице Александре(Власенко).
Она чуть ли не с порога предупредила батюшку, что собирается помирать и настаивала, чтобы он в этот же приезд забрал у нее довольно больших размеров Киево-Печерскую икону Успения Божией Матери,  которую оставлял на хранение. Образ этот когда-то принадлежал духовнику Киево-Печерской Лавры архимандриту Полихронию и не раз являл свою чудотворную силу. Очевидцы рассказывали отцу Александру, что видели икону саму собой поднимавшейся на воздухе.
Писанная маслом, она находилась в деревянной раме под стеклом и, несмотря на свою безыскусность, невольно приковывала к себе самое благоговейное внимание. Отец Александр поручил мне упаковать икону в бумагу, а сам отправился к своему близкому другу-батюшке, живущему в соседнем квартале.
До отправления самолета оставалось полтора часа. Мы с Александрой обложили образ листами бумаги, подклеили их уголками
друг к другу и перехватили упакованную икону шпагатом. Я попробовал поднять ее – вес получился довольно приличный. Шпагат для переноски не годился.
Тогда пришлось взять и подвязать покороче, наподобие ручки ту веревку, на которой икона столько лет надежно висела на стене. Я навязал на ней множество узлов и, кончив дело, стал дожидаться своего спутника. Его все не было. До вылета из Киева оставалось уже менее часа.
Стала заметно волноваться и нервничать и послушница Александра. Она поначалу выходила на лестничную клетку и выглядывала батюшку в окно парадной, затем спустилась вниз и смотрела его на дороге.
Время быстро бежало вперед.
Отца Александра все не было. Тут нас как будто прорвало, и мы стали роптать на него за необдуманность  его  поступка. 
До  самолета  оставалось  уже  тридцать пять минут, полчаса. Мы негодовали. Когда батюшка возвратился, мы только и смогли, что укоризненно смотреть на него и даже
не надеялись успеть на самолет, счет уже шел на минуты. Отец Александр быстро распорядился насчет иконы: ее должен был в спешке нести именно я.
Ручка была свита и готова, но воспользоваться ей, как ручкой не пришлось – икона была слишком велика.
Пришлось срочно надевать ее на плечо. Веревка стала больно теснить его, но мы в быстром темпе отправились в путь.
Не доходя до дороги, я почувствовал, как веревка как будто бы лопнула, но нет – это сам собой развязался один из завязанных мною узлов, и веревка удлинилась как раз по моему плечу.
Мы тут же остановили машину и минута в минуту успели к концу регистрации билетов на наш рейс. Я так и не выпускал икону из своих рук, держал ее в салоне самолета, затем в машине, которой мы ехали к отцу Александру, и благополучно донес ее до самого порога батюшкиного дома. Моя миссия на этом закончилась.
Утром следующего дня я почувствовал, что что-то саднит над моим левым плечом, осмотрел его и увидел кровоподтек от веревки. Только тогда я ясно вспомнил все, что произошло с нами в минувший день в Киеве.
Вспомнил и поразился матушкиной прозорливости и заботливости о нас грешных и о вверенной нам великой святыне. Вспомнил все и воспел ту самую молитву Божией Матери«Достойно есть».

Фаина Александровна
В связи с необходимостью часто бывать в Киеве и всякий раз останавливаться здесь на несколько дней, мне пришлось об-ратиться за помощью к Фаине Александровне Прохода. Она, не задумываясь, пригласила меня под свой кров и как родная ба-бушка старалась обойти своего нового знакомого и гостя.
Фаине Александровне уже исполнилось восемьдесят лет, но ум ее по-прежнему был ясен.
Вместе с покойным супругом Василием Лаврентьевичем она всю свою сознательную жизнь преемственно окормлялась у стариц Серафимы, Марии и Екатерины и очень почитала всех трех блаженных, прекрасно помнила все чудесные события в жизни их семьи, связанные с ними.
Екатерину Фаина Александровна знала с ее четырнадцати лет. Именно в этом возрасте она впервые увидела свою будущую старицу у матушки Серафимы.
После мученической кончины блаженной схимонахини Серафимы, последовавшей в ноябре 1943 года, Фаина по прямому
указанию  своей  первой  великой  старицы  стала  окормляться  у бывшей ее многолетней келейницы, старицы схимонахини Марии(Димаровой).
В это время она ближе узнала совсем еще молоденькую блаженную Катю Моленко, которая регулярно приходила к старице Марии и, как смиренная послушница, выполняла все ее душеполезные указания и поручения.
Екатерина рано пришла в меру духовного возраста своих великих предшественниц. Еще двадцатитрехлетней девицей она
прозорливо предсказала скорую кончину блаженной схимонахини Марии и велела своей матери пойти попрощаться с этой великой подвижницей, равной которой после нее уже не будет.
После упокоения старицы Марии в июле 1953 года, для Фаины, как и для  подавляющего  большинства  прочих  духовных  чад  стариц Серафимы и Марии, вопроса о том, у кого окормляться в дальнейшем, не было. Все уже успели по достоинству оценить их молодую преемницу.
Екатерина благословила Фаине приходить к ней непременно вместе с Татьяной из Святошино и Екатериной, родившейся в
уже известных нам Петривцах и считавшей себя поэтому матушкиной односельчанкой.
Блаженная даже не принимала их, когда это правило нарушалось.

Из огромного числа рассказанных Фаиной Александровной историй приведу лишь некоторые.
Фаина с мужем жили в своем частном домике в Святошино.
Детей у них не было. Уже пожилой супружеской паре, как участникам войны, установили телефон, которым при необходимости пользовались все их соседи. Однажды, когда они посетили блаженную Екатерину, она повела своих гостей на опушку леса, подошла к стоящему на ней пню срубленного дерева и стала«звонить по телефону».
Одной рукой прозорливица«держала» воображаемую телефонную трубку и вела основной разговор, а другой рукой время от времени поднимала«параллельную ей трубку» и показывала, что кто-то мешает звонить, вмешивается в телефонный разговор, нарушает связь. Вскоре после этого у них
начались неприятности с домашним телефоном, причем все разворачивалось именно так, как показывала старица.
К их номеру подключились агрессивно настроенные соседи«с деньгами», которые нагло попирали интересы законных владельцев телефона.
Когда Фаина пожаловалась на это матушке, Екатерина благословила им потерпеть. Испытание прекратилось лишь тогда, когда
их микрорайон телефонизировали для всех желающих.
С другой соседкой у четы Прохода не сложились бытовые личные отношения. Она теснила их своим забором, постоянно
углубляла его на их приусадебную территорию. Не прекращались дрязги и скандалы. Враг«доставал» их через близко живущего человека.  Оставалось  вежливо  увещевать  соседку,  терпеть  и ждать. В одно из посещений блаженной Екатерины, она вынесла и вручила Фаине с Василием старую столовую ложку. Как потом выяснилось,  этим  матушка  благословила  им  взять  на  полный пансион одряхлевшую злую соседку и досмотреть ее до конца.
Многолетняя вражда обернулась миром и почти родственными отношениями. За благословение старицы Фаина с мужем досмотрели беспомощную соседку и похоронили ее на Святошинском кладбище.
Фаина Александровна отличалась величественно красивой внешностью. Муж ее очень любил и иногда ревновал к окружающим, хотя никогда и никакого повода для этого не имел. Когда Фаина вышла на пенсию, супруги пришли к матушке и она спела им украинскую песню про дивчину вэсэлу, у которой были на лоби воши.
Вскоре Фаину Александровну, как квалифицированного инженера, пригласили поработать летом на строительстве автомагистрали под Тернополем
. Блаженная благословила, иФаина поехала. Враг спасения стал донимать Василия Лаврентьевича чувством ревности и сомнениями насчет честности своей жены. Фаина Александровна вернулась из командировки домой с праведно заработанными деньгами и заметила что-то неладное в своем  муже.  Стали  чувствоваться  его  недоверие  и  отчужденность.  Супруги  пошли  к  Екатерине.  Блаженная  в  присутствии Василия подошла к Фаине, долго всматривалась в ее глаза и, обернувшись  к  нему,  заключила: «Честная!»
Тут  только  для Фаины стало ясно, чем так терзался все эти месяцы ее бедный муж. В семью вернулись доверие и мир.
В ночь с27 на 28 сентября 1986 года матушка Екатерина стала рваться из своей комнатки наружу, поразбивала оконные
стекла и сильно изранила ими свои руки.
Она кричала: «Комсомольцы, сталинцы! Горим! Помогите! Горим! ... Сгорели!»
Это продолжалось несколько часов кряду. Истекающая кровью блаженная так и не дала перевязать полученные ею глубокие порезы.
Раны заживали без всякого лечения. Вскоре стало известно, что в это самое время случился пожар в Московской Духовной Школе,  и в нем погибли пять ее учащихся.
Екатерина своим прозорливым духом участвовала в этой трагедии, молилась за пострадавших. Как выяснилось, причиной пожара стала халатность делавших сварку рабочих, которых и называла старица комсомольца-ми и сталинцами, погубившими жизни пятерых будущих пастырей. Вечная им память.1

Во время Чернобыльской катастрофы матушка Екатерина скинула с себя всю одежду и с криками: «Пожар! Снимайте и меняйте одежду!» – подняла всех находящихся в доме.
Примерно три года до этого и продолжительное время после аварии блаженная особенно строго постилась.
Всем приходящим к ней духовным чадам Екатерина сильно сжимала щитовидную железу, защищая ее от губительного лучевого воздействия. Никто из них не заболел. А Киев, как известно, пострадал даже меньше, чем более удаленные от Чернобыля земли.

Фаина  Александровна  еще  вспоминала  случай  исцеления матушкой ее гноящегося пальца. После укола рыбьей костью у
нее развился панариций указательного пальца кисти, который,  несмотря на несколько операций, прогрессировал и углублялся.
Фаина пришла к Екатерине, развернула свой распухший и обезображенный палец и попросила старицу: «Матушка! Полечи меня!»
Та смачно плюнула на него, а Фаина с верой наложила сверху свою старую повязку.
И все! Воспаление прошло, палец зажил. Не пробуйте лечить панариции своей слюной. Будет только хуже. Тогда произошло чудо исцеления старицей ее беспомощной духовной дочки.
Вера, действительно, познается по исцелению.
Василию Лаврентьевичу матушка от имени его покойных стариц обещала пошить белые ризы. Вскоре у него случилась
гангрена ноги, пришлось перенести ее ампутацию. Василий много молился, сидя в своем домашнем кресле, и однажды видел, как ожили и моргали веками глаза Божией Матери на Ее литографической иконе«Прорекшей афонскому иноку Косме».
Когда страдалец умер, поехавшие сообщить блаженной эту скорбную новость, застали матушку Екатерину, молящейся за новопреставленного  Василия  перед  столиком,  уставленным  разнообразной снедью и свечами, как это делается обычно на панихиде.
После того, как низложенный митрополит Филарет(Денисенко) ушел в раскол, оставив за собой Свято-Владимирский кафедральный собор и целый ряд других храмов Киева, и лишил чад канонической Украинской Православной Церкви возможности ходить туда на молитву, старица Екатерина поспешила перейти из келии, где подвизалась долгие годы в соседнюю, незанятую комнату и заявила, что будет находиться теперь только в ней. Ни единого разу блаженная не переступила порога так символично оставленной ею храмины. В своем новом жилище и отошла она ко Господу.
Во время правительственного кризиса в Москве, когда политическое противостояние закончилось расстрелом«Белого дома», я находился по делам в Киеве и, вместе с Фаиной Александровной и Марией Совской, был очевидцем того, как старица буквально умирала за гибнущих там людей. После необычно затяжной брани с невидимыми силами зла матушка Екатерина, бледная, как смерть, лежала на самом, что ни на есть краю своей кроватки и чуть не падала с нее. При этом блаженная, все и всегда делавшая с сокровенным смыслом, не позволяла отодвигать себя от опасного края вглубь ее ложа. Сразу же после прекращения случившегося в далеком от нее городе страшного кровопролития, Екатерина стала выглядеть и чувствовать себя, как обычно.

_____________________________________________________--------______________________

1

Отредактировано Ярослава (2024-04-14 23:47:18)