Молитвенник о Самаре
Памяти протоиерея Иоанна Гончарова.
29 сентября остановилось сердце всем известного в Самаре
протоиерея Иоанна Гончарова. Он умер утром на молитве.
Какая священническая смерть!
Болезновал сердцем о том, что вокруг творится. Вот сердце и не выдержало.
А был отец Иоанн из крепкой породы…
Утром в своем доме в Новом Буяне Самарской области он встал на молитву.
К нему в дом постучал мужчина: нужно было поговорить со священником.
Его попросили подождать, сейчас батюшка молится. Пришел через час,
напомнил о себе. Посмотрели в замочную скважину, но отца Иоанна
у божницы не увидели. Открыли дверь, а он лежит на кровати. Бездыханным.
И молитвослов открыт на молитвах ангелам…
Иван Степанович Гончаров родился 31 августа 1946 года в Куйбышеве,
в верующей рабочей семье. Его отец был знаком с Митрополитом Мануилом
(Лемешевским), и это общение с подвижником, в середине 1960-х годов
возглавлявшим Куйбышевскую епархию, повлияло как на него самого,
так и на его сына. Будущий священнослужитель окончил школу в 1965 году
и до 1968 года проходил срочную армейскую службу. С 1968 и по 1972 год учился
в Московской Духовной семинарии и Академии. Кандидат богословия.
12 февраля 1971 года повенчан с девицей Людмилой Николаевной Павловой.
В браке они вырастили сына Павла (ныне протоиерей, ключарь Покровского
кафедрального собора) и дочь Наталью (она стала матушкой протоиерея Иоанна
Безукладникова, настоятеля самарского прихода в честь Пророка Моисея Боговидца).
Рукоположен в сан диакона 27 мая 1971 г. в Свято-Вознесенской церкви
села Кинель-Черкассы Самарской области Епископом Куйбышевским и Сызранским
Иоанном (Снычевым), впоследствии Митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским.
И в том же храме был рукоположен в сан иерея 14 ноября 1971 года.
Награжден камилавкой (1975 г.), наперсным крестом (1977 г.), палицей (1986 г.),
крестом с украшениями (1986 г.), митрой (1988 г.). В 1996 году награжден Орденом
Преподобного Сергия Радонежского III степени. До 1994 года служил настоятелем
Покровского кафедрального собора г. Самары. Был благочинным города Самары.
Возглавлял отдел катехизации и религиозного образования Самарской епархии.
Преподавал в Самарской Духовной семинарии. Автор нескольких книг проповедей.
Был настоятелем Свято-Варваринской церкви г. Нефтегорска Самарской области (1994-1995 гг.),
клириком Свято-Вознесенского собора города Самары, настоятелем храма в честь
Казанской иконы Божией Матери в селе Новый Буян Красноярского района
Самарской области. В 2014 году почислен за штат Отрадненской епархии
Самарской Митрополии. По благословению Митрополита Самарского
и Новокуйбышевского Сергия протоиерей Иоанн Гончаров в последние годы жизни
совершал Богослужения в Свято-Вознесенском соборе города Самары, где окормлял
своих многочисленных духовных чад. Жил в селе Новый Буян. Скончался на 75-м году жизни,
29 сентября 2020 года, в праздник святой Людмилы Чешской, в день Ангела своей супруги
Людмилы Николаевны Гончаровой.
Вечером 30 сентября Митрополит Самарский и Новокуйбышевский Сергий
совершил заупокойную литию в Вознесенском соборе города Самары у гроба
новопреставленного клирика храма протоиерея Иоанна Гончарова.
Отпевание протоиерея Иоанна Гончарова состоялось 1 октября после Литургии
в Свято-Вознесенском соборе при большом стечении духовенства и верующих.
Возглавил заупокойную службу настоятель Свято-Вознесенского собора
протоиерей Александр Урывский. Вместе с ним молился старейший священнослужитель
Самарской Митрополии клирик Покровского собора протоиерей Николай Одинаркин.
Из Москвы на отпевание своего духовного отца приехал бывший секретарь
Самарского епархиального управления (с 1993 до 2014 г.) протоиерей Виктор Ушатов.
Всего в храме на Богослужении присутствовало более тридцати священнослужителей.
Похоронен протоиерей Иоанн Гончаров на территории Свято-Вознесенского собора,
рядом с могилой бывшего секретаря Самарского епархиального управления,
ктитора Свято-Вознесенского собора Андрея Андреевича Савина.
Я застал протоиерея Иоанна Гончарова в 1991-м году чуть ли не «протоиереем всея Самары».
Он был благочинным - и весь наш город-миллионник был его благочинием. Как сейчас
смутно вспоминаю, его благочиние распространялось даже и на другие районы Самарской епархии.
Иногда он меня брал в какие-то дальние приходы на разборы по жалобам. Учил вникать
в церковные проблемы. Был он настоятелем Покровского кафедрального собора.
Кандидатом богословия. Митрофорным протоиереем. То есть его полномочия уступали
только разве что архиерейским.
Его проповеди в соборе по воскресеньям приходили послушать даже и «внешние».
Значительно было его влияние на церковную и даже на общественную жизнь.
Давал он безконечные интервью изголодавшимся по духовным темам газетам и телеканалам.
Умел удержать внимание любой аудитории. Многие самарские пастыри получили путевку
в церковную жизнь благодаря ему. Даже его какие-то ошибки и слабости Господь направлял
во благо людям! Сегодня вот только у уже вырытой могилы отца Иоанна у стен Вознесенского
собора встретился с замечательным новокуйбышевским батюшкой протоиереем Сергием Усковым.
Сейчас он за штатом по болезни. И приехал проститься с тем, кому стольким обязан.
Рассказывает:
- Отца Иоанна прислали к нам в Нефтегорск служить в 1994 году. Сам он потом мне как-то раз
признался, что не прав был тогда, вспылил и попросился сам из кафедрального собора к нам в город.
«Ну, раз уж так хочешь, то и езжай…» Ему бы держаться за такое место, а вот характер подвел.
И вот он у нас в Нефтегорске. Тяжело ему было у нас тогда после кафедрального собора…
А я был там редактор районной газеты, человек у всех на виду. Меня каждый знал, и многие
удивлялись тому, что начал вот в храм ходить. Стал прихожанином. Отец Иоанн со мной
познакомился, постепенно приблизил. А потом предложил мне рукополагаться, отвез в Епархию.
Как только с моим рукоположением вопрос решился, отца Иоанна вскоре от нас перевели.
Пробыл он в Нефтегорске только десять месяцев. Словно для того только и приезжал к нам,
чтобы меня направить на священнический путь.
И таких историй с участием отца Иоанна могу рассказать с десяток…
Вот почему так много людей пришло с ним проститься 1 октября
в Вознесенский собор Самары. У каждого из них своя такая история припасена.
И у меня тоже.
…Казалось, всё и вся у нас тогда вращалось вокруг этого едва за сорок, подвижного,
энергичного (но без суеты), очень обаятельного человека. Голубые его глаза при этом
светились простой и конкретной мужицкой верой. Так же, наверное, светились глаза
Иоанна Кронштадтского. Правда, посверкивала в глазах «нашего» отца Иоанна иногда
и простодушная хитреца. Ну а как же без этого проживешь на такой многохлопотной
должности? Я вот сейчас догадываюсь, что болью его последних десятилетий стало
именно то, что самой высокой для священника планки достиг он не в конце жизни,
как другие, а в середине. Ему в начале девяностых годов было только-только за сорок…
И когда обстоятельства к нему переменились, отцу Иоанну уже было тяжело это принять.
Появилась обида на жизнь, на окружающих. Но и в своих каких-то слабостях и огорчениях
отец Иоанн мне дороже и ближе многих и многих тех, кто не знал ни его взлетов
удивительных, ни его горьких разочарований.
Протоиерей Иоанн Гончаров на площади Славы, 9 Мая1992 г.
Таким его знала вся Самара.
Фото из архива редакции.
Когда я пришел в Самарскую Епархию с идеей большой церковной газеты, на меня
многие смотрели как на инопланетянина. Впрочем, благословение на издание
я от Владыки Евсевия получил. Но отношение в самом начале было довольно
настороженное. Да это и вполне объяснимо, ведь через какие гонения наша Церковь прошла!
И какая должна была выработаться за эти годы осторожность ко всем «внешним»?
Ну и от долгой неподвижности атмосфера была все-таки несколько душноватая.
А вот отец Иоанн, хотя и ему вся эта наша «суета» с газетой тоже была не слишком
понятна, и в нас, и в наше дело неожиданно поверил. Стал помогать, заинтересовался.
Был он той самой «форточкой» в первые годы церковной свободы, через которую
к нам в Самару лился свежий воздух. Вот и я потому сразу стал просить Владыку Евсевия
отрядить в помощь «Благовесту» именно его. Но мне было отказано с такой формулировкой:
- Отец Иоанн везде нарасхват.
Но случилось все именно так, как случилось. Уже спустя два или три месяца отец Иоанн
стал для «Благовеста» очень важным и близким человеком. Мы чуть не в каждом номере
печатали его проповеди. Порой он сдавал их нам в «сыром» виде на каких-то клочках бумаги
(однажды на обороте было его обращение в жакт по поводу замены газовой трубы).
И всегда при этом удивлялся, как это мы так удачно поняли и изложили его мысли.
Я брал у него благословение на самые важные дела. Считал его своим духовным отцом.
Он был вместе с нами в самый трудный период, когда «Благовест» только еще начинался
и в любую минуту мог закончиться. И заменить его было действительно некем.
Я это никогда не забывал и не забуду.
Потом нас жизнь развела совсем, не виделись годами. И, собственно, нечего было бы нам
друг другу и сказать. Отделались бы, наверное, какими-нибудь дежурными шутками
(на шутки он был мастер). И я не жалею, что так получилось, потому что это был мой выбор.
Но «не жалею» еще не значит и «не горюю» об этом. Отец Иоанн, возможно, сердился
на свое ушедшее «на сторону далече» непослушное духовное чадо. И вот чтобы хоть как-то,
хоть запоздало, хоть чуточку загладить свою, быть может, какую-то вину перед ним,
здесь я во всеуслышание говорю: «Благовест» очень многим обязан отцу Иоанну.
Ему я в руки достался, редактор, совершенно сырым тогда и еще зеленым.
Без опыта духовной жизни, без необходимых знаний. Была искренность, но не было понимания,
куда эту искренность правильно приложить. И из этого вот всего ему пришлось своими советами
и своей молитвой, а главное, самим своим пастырским «образом буди верен» выковать из меня
какого уж ни есть, но все-таки воина Христова. И как же хорошо, вот сейчас уже понимаю,
что я тогда попал не в чьи-то загребущие руки (желающих «порулить» мной было хоть отбавляй),
а именно в его руки!..
…Если хотите представить себе отца Иоанна в ту пору, придите сейчас в Покровский собор
и найдите там ключаря священника Павла Гончарова. Он так похож на отца!..
Смотрю на него и словно отматываю назад два с лишним десятилетия, будто и впрямь
вижу прежнего отца Иоанна. Быстрого, всюду поспевающего, внимательного, одухотворенного.
Есть духовная справедливость в том, что отец Павел сейчас продолжает служение своего отца
в Покровском кафедральном соборе.
Не был отец Иоанн ни реформатором, ни консерватором, скорее уж реалистом.
Сын рабочего человека, он был по-хорошему прост и весьма трезв в оценках и суждениях.
Но были в нем духовная тонкость, духовное чутье. Был талант к богословию.
А самым главным его призванием была проповедь. Причем в письменном слове
он несколько терял, а вот когда выходил на амвон, все сразу замирали. Говорил вдохновенно и ярко.
Сыпал простыми примерами (это ему принадлежит образ земной жизни, как жизни на вокзале:
ну абсурдно же, в самом деле, в зале ожидания мебель расставлять и о всяких там бытовых
излишествах заботиться… Прикорнул на жесткой скамейке, провел необходимые часы, и ладно…).
Рассказывает протоиерей Антоний Вахрушев, клирик Петропавловской церкви города Самары:
- Когда учился в Самарской семинарии, у нас самым любимым преподавателем был отец Иоанн Гончаров.
Преподавал он нравственное богословие. Но это были не столько лекции, сколько раздумья вслух.
У него на столе в нашей аудитории всегда лежала тетрадочка для записи мыслей. Иногда ему
приходили озарения прямо во время лекции, и тогда он садился за стол, открывал тетрадочку
и аккуратно записывал то, что его вдруг осенило. Однажды наш студент в такую минуту ему говорит:
«Батюшка, можно вопрос задать?» - «Сейчас - нельзя. Вот подожди, запишу мысль, а то спугнешь…»
Записал, закрыл тетрадку и говорит ему: «Теперь спрашивай».
Его лекции мы записывали на диктофон. Потом в келье опять прослушивали, спорили, обсуждали.
Это было живое слово.
…И вот он проходит вдоль наших рядов, что-то нам говорит «по заповедям». И вдруг…
- Выключите диктофон! - велит нашему студенту. Тот послушно выключает.
А отец Иоанн нам всем, но только не под запись, с болью, с горечью вдруг говорит:
- Жизнь - это никчемный сарай со всяким ненужным хламом…
И сразу после этого:
- Теперь можешь включить диктофон.
И как ни в чем не бывало продолжает лекцию.
Ну как вот не полюбить такого преподавателя?
Мне его манера преподавания напоминала рассказы о древнегреческой Афинской академии,
когда под тенью платана прохаживались с учениками, что-то рассказывая им о жизни,
великие Сократ, Аристотель или Платон… Когда знания передавались не через
схоластические формулы, а из уст в уста, в личном общении.
От отца Иоанна веяло такой вот духовной свободой.
…Быть может, потому, что пронес через все эти годы горячую любовь к нашему преподавателю,
я оказался самым первым священником, который узнал о смерти отца Иоанна. Мне первому
позвонил его сын отец Павел, когда он еще только ехал в Новый Буян, вот только узнав
о смерти отца. И я, как узнал, сразу вышел на амвон в Петропавловском храме
и сообщил эту скорбную весть прихожанам…
Отец Иоанн всем желал блага. А для него самым большим благом было, конечно же,
священническое служение. И потому столь многих он привел в алтарь. Мне он вот тоже желал
того же, и не по его вине [пока что] не получилось…
Едем с ним в Алексеевку, в район, разбираться по письму-жалобе. Он за рулем.
Есть время поговорить обо всем. И он опять за свое: надо тебе, Антоний, надо рукополагаться…
Я отнекиваюсь, стараюсь объяснить, что быть Православным журналистом - это тоже служение.
И газету не имею права оставлять. Он в ответ только морщится. Ему ли, каждое воскресенье
держащему в своих ладонях частицу Тела Христова, ему ли не знать, что в жизни главное?
- Эх, Антоний… Много хороших профессий на свете. Важных, полезных, денежных и так далее.
Но нет лучше и важнее, чем служение священника. Когда человек умирает, ему уже никто не поможет,
ни ученый, ни врач, ни военный, ни адвокат. Только священник. Мы людям помогаем правильно умереть.
А это, скажу тебе, самое важное дело на земле.
Прошло с того разговора почти тридцать лет.
А я до сих пор еще не нашел против этих его слов нужных аргументов.
Хотя и на его точку зрения тоже пока что не встал.
Святки, 1992 год. Ко мне домой под вечер вваливается целая гурьба доморощенных
сектантов или что-то вроде того. Агитируют меня в свои заблуждения. Я пытаюсь спорить,
не очень у меня получается. А еще напрягает то, что на кухне гора невымытой посуды
(ну и само собой, ведь праздник же, пустые бутылки). Они видят весь этот мой
«духовный уровень» и еще сильнее налегают. Отбиваюсь. Но силы не равны.
А помощи ждать неоткуда… Неоткуда?! Вдруг звонит телефон. Как-то он странно звонит
- одиноко и властно. И я, и мои оппоненты сразу понимаем, что это как раз под нашу тему звонок.
Снимаю трубку. Это отец Иоанн! Редко, но метко он звонит. Это больше я ему то и дело названиваю.
А тут…
- Что там у тебя, Антон?
- Да вот вы очень вовремя позвонили… Меня здесь обрабатывают в каком-то полусектантском духе.
Спорить мне с ними дальше или… указать на дверь?
- Благословляю их выгнать прочь. Так и скажи: «Отец Иоанн велел вам идти прочь».
И повесил трубку.
Я так и сделал. Искушение тут же растаяло. Противники ушли. Я перезвонил отцу Иоанну.
- Что это было?
- Сам не пойму… Проходил у себя в доме мимо телефона и вдруг подумал: надо срочно Антону звонить.
Вот позвонил. А у тебя там вовсю идет спор о вере!
Он вообще-то мистику не очень жаловал. А тут и сам удивился.
Значит, помощь его и правда была нужна. Те ко мне больше не приходили.
Крепко их напугал тогда отец Иоанн.
Мы с отцом Иоанном однажды заспорили про блаженную Марию Ивановну.
Он ее знал еще с начала 1970-х годов. «Ну, добрая бабушка она, при храме, верующая.
Ничего необычного. И чего ты с ней всё носишься, как с писаной торбой?
За святую вот почитаешь». Он когда-то давно весьма недолго служил в Кинель-Черкассах,
где в сторожке при Вознесенском храме жила блаженная. В ту пору они были знакомы.
Я ему горячо возражал: она прозорливая, и это несомненно… Тогда он решил: ладно, будь по-твоему.
У меня тоже к ней есть вопросы. Но тебе не могу их доверить.
Приедешь к ней, просто включи диктофон и скажи: «Матушка Мария, отец Иоанн Гончаров
вас спрашивает, а вы ему ответьте. Сами знаете, о чем». Что она скажет?
Вот и поглядим, какая она прозорливая. Ты ничего мне сам не передавай,
мне посредники не нужны, а то еще не поймешь чего-то и мне неправильно передашь.
А лучше приезжай ко мне и включи ту запись. Я сам с усам, и на ус намотаю.
И я так всё и сделал. В ближайший свой приезд в Кинель-Черкассы спросил
блаженную Марию Ивановну про отца Иоанна и нажал на кнопку «запись».
- В печку-то не полез… - вдруг заговорила блаженная старица. - Не полез в печку-то.
А надо было в печку - р-раз с головой… в печку… в печку ведь с головой прыгают…
А ты пожалел себя… не полез в печку-то… - и все в таком роде.
Записал ее слова, приехал к отцу Иоанну, включил диктофон.
Он внимательно выслушал и глубоко, серьезно и даже, мне показалось, мрачно задумался.
Потом говорит:
- А ведь права она, в печку я не полез. Да, не полез… в печку-то.
Ладно, ты иди, Антон, дай я об этом один серьезно подумаю.
Больше мы с ним на эту тему не заговаривали.
Но мне вдруг приоткрылся краешек его глубоких ночных тревог.
Только самый краешек. Очень уж он горевал о том, что когда-то там
не полез в какую-то там свою печку…
Интересно, что последним земным пристанищем для отца Иоанна
стало село с необычным названием Новый Буян. Словно «смирительная рубашка» для несмиренных…
(«Настоящих буйных мало - //вот и нету вожаков…» В. Высоцкий).
Там, в Буяне, он многое понял и переосмыслил. Успокоился.
Надеюсь, что всем всё под конец простил. Примирился с собой и со временем.
Стал тем отцом Иоанном, для которого уже не осталось на земле нерешенных вопросов.
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана.
И вот не случайно в Новый Буян, к батюшке Иоанну, «в царство славного Салтана»,
отовсюду ехали и ехали люди с вопросами, просьбами помолиться.
Послушать его вдохновенное слово. К пустому колодцу за водой не ходят…
Отец В. (потом он станет самарским благочинным!) впервые в жизни крестит
в крестильной при соборе. Как всегда в ту горячую пору было сразу несколько крещаемых
- и младенцы, и взрослые. Россия тогда переживала словно свое второе крещение.
И вдруг… на одном крестящемся (это был известный самарский краевед, автор книги
про старую Самару) увидел он гроздьями свисающих бесов. Они злобно шипели,
готовые броситься на него… Батюшка бросил кадило и побежал в храм к отцу Иоанну
за поддержкой.
- Там… там… они пучками…
- Да кто «они»? - невозмутимо спросил отец Иоанн Гончаров.
- Как - кто? Бесы! Идите лучше вы докрестите. У вас опыт, вас они испугаются.
- А ты сам - кто? - снова спросил, словно все еще чего-то недопонимая, отец Иоанн.
- Как кто? Священник.
- Раз ты священник, тогда ответь: кто от кого должен бегать?
Ты от бесов или бесы от тебя? Вот то-то же…Так что иди в крестильню и крести сам!
Ничего не бойся. Ты священник, с тобой Господь.
Отец В. пошел в крестильню. Собравшись с духом, продолжил чин крещения.
И вот уже когда тот краевед «дунул и плюнул» на лукавого, бесы стали постепенно исчезать,
словно растворяться в воздухе. К концу крещения их совсем стало не видать.
А отец Иоанн все это время горячо молился у иконы Божией Матери «Взыскание погибших».
Только бы не дрогнул собрат по алтарю. Только бы не испугался… И он не дрогнул.
Широте его взглядов многие могут позавидовать… Однажды - это было почти в самом начале
нашей семьи - моя супруга Людмила вдруг засомневалась: а правильно делает ли,
что выступает с концертами и поет на них русские романсы. Вот бы ей что-то сугубо
церковное исполнять… Благо, отец Иоанн был рядом, мы тогда плыли на теплоходе
«Павел Бажов» в масштабном паломничестве «Волга Православная». Спросила его мнения.
- А ты поёшь «Утро туманное, утро седое»? - ответил он вопросом на вопрос.
- Конечно, пою.
- Вот и пой. Мало что можно найти духовнее такого романса.
И вообще, русский романс духовное явление.
Сомнения разом отпали. Романс этот моя жена поет до сих пор.
И у нее хорошо получается.
Оператор на телевидении Олег Айдаров как-то мне рассказал.
Было это в самом начале девяностых. Он со своими друзьями
подкараулили у входа в собор отца Иоанна. Остановили его вопросом:
- Батюшка, вот скажите, а масоны - это опасно?
Интересный вопрос. Но ответ отца Иоанна оказался еще интереснее.
- По горизонтали да, опасно. А по вертикали - нет.
И пошел дальше в храм. Нужно было готовиться к воскресной службе.
Думаю, это исчерпывающе.
В эти дни, когда все время думаю об отце Иоанне, решил поискать в дневниках,
вдруг да найду что-то уже подзабытое о нем. Не много, но кое-что удалось выудить.
В этих записях - живые штрихи его мысли, сделанные с натуры.
3 августа 1994 года. С о. Иоанном ехал в машине. Он говорил о том, что все мельчает, оскудевает,
приходит в упадок, что внешне все вроде бы идет успешно, но это лишь оттого,
что «православие оязычивается» и миру становится «своим», а истинное Православие
- это борьба с грехом и страстями, а значит, и с миром.
22 января 1996 года. В поезде (ехали вместе в купе на Рождественские чтения в Москву)
разговорился с о. Иоанном Гончаровым о прежнем времени.
Он сказал, что о прошлом вспоминает с ностальгией.
- …Время, когда священство расстреливали, я не застал, - говорит он.
- А в 1970-е годы Церковь жила в особенно благоприятных и благодатных условиях.
Власть заботилась о нас, ограждая от посторонних. Была тепличная атмосфера.
В Церкви не было случайных людей - случайных не пускали «органы», они отсеивались.
Это была Церковь верных, тех, кто прошел строгий отбор. Верующие были как одна семья.
А другие жили где-то в другой жизни, и они, другие, знали, что где-то есть Церковь.
А значит, теоретически имели возможность в нее ходить, но не ходили.
Отец Иоанн вспоминал, как верующие помогали друг другу, как священники общались
дружески в своем кругу, как много было любви в этом тепличном мирке…
И все это - рухнуло. Упали невидимые шлюзы, и народ хлынул в храмы.
Чужой, дикий, неочищенный народ. И те, кто ходил в храмы всегда, оказались
растворенными в новых, пришлых, случайных…
Церковь вобрала в себя всех, и Сама потеряла ту «камерность», «тепличность»,
которые придавали особый аромат той ушедшей эпохе.
Встала задача расширения Церкви. Другая жизнь, другие люди.
И, главное, другие делатели пришли на эту ниву.
Видно, что о. Иоанн наполовину остался там, в прошлом.
И новые условия принять внутренне не захотел.
Остался пастырем «малого стада».
И вот мимо меня проносят гроб с телом отца Иоанна.
С десяток священников его несут, некоторые едва-едва касаются его ладонями,
чтобы хоть так вот быть тоже участниками события. Многие верующие, затаив дыхание,
наблюдают за этой процессией. Идти недолго до вырытой здесь же, во дворе храма,
могилы, но каждый из нас успевает понять: это минута особая, историческая.
Большого человека несут на погост. Он связывал у нас в Епархии разные церковные эпохи.
Передавал опыт ушедших церковных поколений. Мужественно и твердо стоял у руля
церковного возрождения в Самаре. Пока его не оттеснили более молодые и более подходящие
под запросы времени. И свою вахту вот только сегодня он отстоял!
Он как-то мне жаловался, в середине девяностых, что не хочет, не может и не умеет
куда-то даже ненадолго уезжать из родных мест. Любая командировка для него - стресс.
А я, то и дело мотаясь тогда по стране, напротив, в дороге только и ощущал себя в своей тарелке.
В каких разных были мы с ним тогда системах координат! И вот теперь, спустя годы,
я не только понимаю отца Иоанна, но и чувствую примерно то же, что и он тогда.
Усталость, да, не без этого. Но еще и стало понятно, что дело не в переливаниях
из пустого в порожнее. Дело всё в той же самой вертикали. Надо не суетиться, а подниматься вверх.
Не расширяться, а возрастать. Вот и его последний путь от храма и до могилы оказался не длинен.
Но зато каким славным был этот путь! Сотни людей запрудили площадь перед собором.
Скорбно звонил одинокий колокол. Сверкали на солнце своими ризами и золотом облачений пастыри.
Море цветов! Машины запрудили все пространство вокруг собора.
Так провожают тех, кто сумел повлиять на само время.
И вот пришла нам пора прощаться. Простите меня, отец Иоанн.
И в последний раз - благословите!
Антон Жоголев.
12 октября 2020
Ссылка
