Статья Кирилла Александрова
«ВТОРАЯ ГРАЖДАНСКАЯ»: К ИСТОРИИ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЫ КРЕСТЬЯНСТВА ПРОТИВ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ В 1930-1931 ГОДАХ «ВТОРАЯ ГРАЖДАНСКАЯ»: К ИСТОРИИ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЫ КРЕСТЬЯНСТВА ПРОТИВ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ В 1930-1931 ГОДАХ
В августе 1926 года в Советском Союзе глубокий системный кризис новой экономической политики приобрел очевидный характер. Его главные причины заключались в значительном превышении крестьянского спроса над государственным предложением на рынке промышленных и потребительских товаров, а также в искусственном ограничении партией частной хозяйственной инициативы.
Следствием кризиса, в первую очередь, стал естественный рост рыночных цен. В сложившейся ситуации номенклатура ВКП(б) попыталась вынудить сельских производителей продавать хлеб по заниженным закупочным ценам. Результатом нового обострения отношений между партией и крестьянством, несмотря на высокий урожай 1926 года, стали хлебозаготовительные кризисы 1927-1928 годов. На макроэкономическом уровне сталинский курс 1927-1928 годов привел народное хозяйство в тупик, показав полную бесперспективность политики «советских цен» и насильственных хлебозаготовок.
В ответ на внеэкономическое принуждение, как и в годы Гражданской войны, крестьяне начали неизбежно сокращать производство. Это была инстинктивная самозащита хлеборобов от «нового похода» партии большевиков в деревню за даровым продовольствием. Аграрный кризис перепроизводства 1926 года превратился в кризис недопроизводства 1928-1929 годов. Если в 1926-1927 годах государственные хлебозаготовки составили 117,8 млн. центнеров, то в 1928-1929 - 107,9, а сбор зерновых хлебов упал с отметки в 662,5 млн. центнеров до 614,3[1].
В ближайшие годы партия по- прежнему не могла гарантировать бесперебойное снабжение городов и армии. Разумный выход из искусственно созданной сталинской группировкой тупиковой ситуации заключался в устранении объективных причин хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 годов путем либерализации советской экономики. Чтобы обеспечить продовольственную безопасность населения, восстановить поступательное развитие производительных сил и нормальный товарообмен между городом и деревней, требовалось отменить монополию внешней торговли, допустить на внутренний рынок иностранных импортеров, раскрепостить частную хозяйственную инициативу (в том числе и в промышленной отрасли), вернуться к широкому свободному предпринимательству, воссоздать систему частных банков и кредита, наконец, реабилитировать институт частной собственности, пересмотреть законодательную базу и существовавшую правоприменительную практику. В рамках свободной экономической модели налоговые поступления от многочисленных участников мелкого, среднего и крупного бизнеса должны были превратиться в постоянный источник для восстановления отечественной индустрии после разрушительных ленинских опытов эпохи «военного коммунизма».
Однако осуществление программы экономической либерализации в конце 1920-х годов означало бы не только прекращение противоестественного социалистического эксперимента, но и ликвидацию политического господства в России номенклатуры ВКП(б), неспособной сосуществовать и конкурировать с самостоятельным товарным производителем. При таком сценарии неизбежно возникала перспектива привлечения к персональной ответственности в новом Российском государстве десятков тысяч бывших номенклатурных работников за их противоправную деятельность в 1917-1927 годах, включая Октябрьский переворот, захват власти и чужой собственности, совершение массовых убийств по социальному признаку, политические репрессии, гонения на Церковь и т.д.
Вероятный политический крах ВКП(б) и контрреволюционная реакция создавали для них реальную угрозу личной безопасности. «Наше положение, особенно когда уже Ленина не было, стало очень опасным»[2], - признавал пенсионер В. М. Молотов в 1972году. Поэтому вопрос об удержании власти в ситуации острого кризиса на рубеже 1920-1930-х годов для определенного круга лиц превращался в проблему жизни или смерти. Локализовать нараставшее недовольство в городах в 1928-1929 годах и существовать еще несколько лет в состоянии перманентного хлебозаготовительного кризиса номенклатура не могла. Она продолжала зависеть от поведения на рынке многочисленных крестьянских хозяйств и частных заготовителей- поставщиков.
Риск городских протестных выступлений и крушения ВКП(б) был слишком велик, пока в любой степени сохранялась независимость производителей продовольствия. Сталин недаром считал крестьянство «таким классом, который выделяет из своей среды, порождает и питает капиталистов, кулаков и вообще разного рода эксплуататоров»[3]. Поэтому конфликт между номенклатурой и крестьянством не имел разрешения, как бы того наивно не желала группа Н. И. Бухарина. «Правые уклонисты» в 1928-1929 годах не понимали очевидной истины - речь шла не о разных методах социалистического строительства, а о принципиальном существовании Коммунистической партии и судьбе Октябрьского переворота. «Сталин помнил, как пало царское самодержавие, - подчеркивал А. Г. Авторханов, - "Хлеба, хлеба, хлеба!" - вот с какого лозунга начали Февральскую революцию в Петрограде. Сталин знал лучше, чем Бухарин, что большевистское самодержавие ждет та же судьба, под тем же лозунгом, если самому не произвести революцию сверху в деревне, чтобы предупредить революцию снизу в городе»[4].
Для сохранения полноты власти у сталинцев оставался единственный возможный путь, контуры которого большевики наметили в РСФСР еще зимой 1919года. В кратчайший срок надлежало силой превратить крестьян- домохозяев в крепостных батраков, бесправных сельскохозяйственных рабочих, прикрепленных к государственным предприятиям (колхозам) по обработке земли, давно обращенной в коллективную партийную собственность. Теперь достоянием номенклатуры становился и крестьянский труд. Югославский диссидент М. Джилас в этой связи справедливо указывал: «Коллективизация крестьянских хозяйств была экономически нерентабельна, но она была нужна новому классу для укрепления его власти и защиты его собственности»[5].
До сих пор широко распространена сталинская точка зрения, в соответствии с которой коллективизация способствовала быстрому преодолению отсталости в промышленном производстве. «Мы отстали от передовых стран на 50-100лет, - заявлял зимой 1931года Сталин, - Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»[6]. Колхозная система и экспроприация крестьянского труда якобы укрепили экономический потенциал СССР, позволили получить из деревни необходимые ресурсы для форсированной индустриализации и создания советского военно- промышленного комплекса накануне Второй мировой войны[7].
На взгляд автора, подобные традиционные оценки имеют мало общего с действительностью. Непосредственной внешней угрозы СССР не существовало. «Военные тревоги» конца 1920-1930-х годов оказывались ложными и играли исключительно пропагандистскую роль. До лета 1940 года ни одно государство, включая нацистскую Германию, не располагало необходимыми ресурсами для нападения на Советский Союз и длительной войны. Отсталость в советском промышленном производстве на рубеже 1920-1930-х годов была, в первую очередь, тяжелым наследием политики «военного коммунизма», которая привела отечественную экономику к краху и потребовала длительного восстановительного периода в 1920-е годы, в то время как другие государства успешно развивали накопленный довоенный потенциал.
За ленинские эксперименты 1918-1921 годов Сталин, спустя десять лет, предлагал расплачиваться населению СССР. В результате насильственной коллективизации Советский Союз понес миллионные человеческие жертвы и многомиллиардные финансовые убытки. Так, например, только потери животноводства в 1928-1933 годах ныне оцениваются в 3,4 млрд. золотых рублей (в ценах 1913 года!)[8]. Поголовье лошадей сократилось в СССР более чем вдвое, с 34 млн. голов (на 1929) до 16,6 млн. (на 1933)[9]. В 1930-е годы коллективизированная деревня вынуждала государство изымать значительную часть ресурсов из промышленности и перенаправлять их в сельское хозяйство, ставшее дотационным и нерентабельным. Колхозы неуклонно расширяли административно- управленческие штаты, требовали постоянных встречных поставок - стройматериалов, тракторов, удобрений, сельхозмашин, автотранспорта, комплектующих. Однако средняя урожайность на человека в 1934-1939 годах (3,8 центнера) все равно оставалась меньше не только уровня 1913 года (4,9 центнера), но даже и 1928 года (4 центнера). В 1935-1936 годах в колхозах, обслуживаемых машинно- тракторными станциями (МТС) , собирали зерновых меньше, чем в тех, которые МТС не обслуживались[10].
Следствием катастрофического падения поголовья тяглового скота стала острая проблема обработки государственных латифундий, искусственно созданных во время коллективизации. Чтобы ее разрешить, в 1932-1936 годах потребовалось затратить огромные средства и направить в деревню полмиллиона тракторов. При сохранении тягловой силы и росте животноводства экстренной нужды в таких расходах и перекачке ресурсов не существовало[11]. Сталинский тезис об успешной механизации сельского хозяйства в 1930-е годы не выдерживает критики. Если в 1916 году совокупная мощность конского поголовья и тракторного парка составляла 17,9 млн. лошадиных сил, а в 1929 - 17,4 млн., то в 1937 - лишь 16,7 млн.[12] Это был наглядный результат экономической катастрофы, постигшей отечественное животноводство во время коллективизации. Миллионные человеческие жертвы, колоссальные финансовые потери, разрушение сельскохозяйственного производства и закрепощение крестьянства, падение производительности труда, резкое сокращение трудовых ресурсов совершенно обесценили достижения первой пятилетки. Ее организаторы, несмотря на всю риторику, преследовали не столько экономические, сколько политические цели. В этой связи, с точки зрения автора, концептуальная идея «военно-феодальной эксплуатации крестьянства »[13] в 1929-1930 годах приобретала для Сталина известное, но все-таки второстепенное значение. Индустриализация должна была осуществиться в рамках как минимум одной - двух пятилеток, а угрожавшая партии ситуация 1928-1929 годов требовала немедленной реакции и экстраординарных мер. Главная причина насильственной коллективизации заключалась в неотложном создании в СССР колхозной системы, которая бы, в отличие от сомнительных реалий нэпа, твердо гарантировала незыблемость политического господства номенклатуры ВКП (б) и неприкосновенность ее коллективной собственности. Не исключено, что именно поэтому Молотов считал «успех коллективизации значительней победы в Великой Отечественной войне »[14].
30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло знаменитое постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации »[15]. Настоящим постановлением отменялись законы об аренде земли и применении наемного труда в сельском хозяйстве, у «кулаков» конфисковывались средства производства, жилье, скот, хлеб.
Весь «кулацкий» контингент подразделялся на три категории. «Кулаки» отнесенные к I категории («контрреволюционный актив», 60 тыс. человек) подлежали немедленному заключению в концлагеря или в особых случаях - расстрелу. По II категории планировалось выслать на Север, в Сибирь, на Урал, в Казакскую АССР 245 тыс. человек. При высылке раскулаченным оставлялись минимум продовольствия, самые необходимые предметы домашнего обихода и элементарные инструменты (топор, лопата и т.п.). Деньги, включая частные вклады в сберкассы, подлежали конфискации, на каждую семью разрешалось оставить не более 500 руб. (меньше месячной зарплаты на человека). Многочисленных раскулаченных по III категории (по неполным данным на 8 декабря - более 32,5 тыс. семей[16]) предполагалось лишить имущества, выслать из родных мест, но расселять в своих районах.
«Видимо, была и такая форма классовой борьбы, - вспоминал через десятилетия один из раскулаченных, - Как оставление жертвы в местах постоянного проживания на каждодневное глумление, травлю, террор местных жителей и начальства»[17]. Реальный размах репрессий превзошел все установленные нормы. Насильственное создание колхозов, массовые аресты, расстрелы, раскулачивания, высылки и депортации встретили на селе ожесточенный отпор. Пик крестьянского сопротивления советской власти по индивидуальной активности хлеборобов пришелся на 1930 год, особенно на I квартал. В 1930 году в СССР состоялись 13 453 массовых выступления (в том числе 176 повстанческих) крестьян и 55 открытых вооруженных восстаний. В них участвовали в совокупности почти 2,5 млн. человек.
Больше всего антисоветских выступлений произошло на Украине (4098), в СКК (1467), Поволжье (1780), Центрально-Черноземной (1373) и Московской (676) областях, Сибири (565) и в других регионах РСФСР. При этом чекистами учитывались только вооруженные выступления, проходившие под лозунгами свержения советской власти, руководившиеся повстанческими группами, сопровождавшиеся разгромом сельсоветов, насилием над представителями местного совпартактива (147 убитых, 212 раненых, 2796 избитых). Были отмечены 13 794 теракта и 5156случаев распространения антибольшевистских листовок.
Объектами зарегистрированных одиночных терактов и покушений стали более 10 тыс. советских и колхозных активистов. Сотрудники ОГПУ выделили 14 групп наиболее популярных лозунгов и листовочных призывов повстанцев. Лишь в одном случае (в трех регионах РСФСР) неизвестные авторы выражали симпатии к бывшим лидерам внутрипартийной оппозиции 1920-х годов. Все остальные носили откровенный антикоммунистический и антисоциалистический характер, как-то:[18] «Долой коллективизацию, да здравствует столыпинщина» (УССР). «Долой советскую власть и колхозы» (УССР, СКК РСФСР). «Долой ленинский коммунизм. Давай царя, индивидуальные хозяйства и старые права» (УССР). «Советская власть - враг, религия - друг» (Центрально- Черноземная область РСФСР). «Долой тиранов-коммунистов. Да здравствует слово свободы и свободный крестьянский труд» (Среднее Поволжье). «Даешь президента!» (Нижнее Поволжье). «Граждане, встаньте как один человек на защиту Учредительного собрания, единственного выразителя истинной воли народа» (Московская область). «Да здравствует капитализм, царь и Бог, долой самодержавие коммунизма» (Центрально- Черноземная область РСФСР). «Долой Сталина, даешь вождя Красной армии Троцкого и товарища Рыкова» (Западная обл.). «Крестьяне, берите оружие, палки, ножи и вилы, у кого что есть, жгите, громите коммунистов, берите правление в свои руки, пока не поздно» (Западная Сибирь).
В некоторых регионах восстаниями руководили члены партии с 1918года, а в одном беспрецедентном случае - уполномоченный райотдела ОГПУ[19]. Характерными признаками повстанческих выступлений в 1930 году по-прежнему оставались несогласованность действий стихийно возникавших крестьянских отрядов, отсутствие политического централизованного руководства и квалифицированных командиров, слабая военная подготовка, «патронный голод» и нехватка оружия, гораздо более остро ощущавшиеся, по сравнению с периодом 1918-1921 годов[20]. В целом у повстанцев преобладало холодное оружие, использовавшееся наряду с револьверами, обрезами, охотничьими ружьями, реже - с винтовками. Применение повстанцами пулеметов, извлеченных из тайников или захваченных у противника, можно считать почти уникальным явлением, равно как и упоминание о наличии в повстанческих формированиях на Северном Кавказе своей артиллерии[21].
Очевидно, что повстанцы не имели целостной политической программы, которую бы могли реализовать своими разрозненными силами. Реальные шансы на успех у стихийного повстанческого движения могли появиться только в случае внезапного внешнего вторжения, высадки белого десанта на Юге РСФСР, антисталинского военного переворота в Москве или перехода на сторону крестьянских отрядов крупных воинских частей РККА. Однако в те драматические месяцы армия была предусмотрительно изолирована от происходивших событий. Для борьбы с повстанцами власть привлекала только мобильные войска ОГПУ, сводные подразделения курсантов и дивизионы, выделенные от отдельных воинских соединений, укомплектованные коммунистами и комсомольцами. Подавляющее военно- техническое превосходство противника не оставляло безоружным повстанцам никаких шансов, тем более, что в ряде случаев командование военных округов намеревалось прибегнуть к открытым карательным мерам. Так, например, 19 февраля 1930 года командующий войсками СКВО И.П.Белов подписал инструкцию (вх. №01042) начальникам военизированных отрядов, выделяемых округом для подавления контрреволюционных выступлений на территории Северо-Кавказского края (СКК) . Белов предлагал использовать против сел, станиц и аулов, оказывавших вооруженное сопротивление коллективизации, артиллерию и авиацию «в целях морального подавления и вынуждения к сдаче», комбинированные атаки пехоты и конницы, которые предполагалось поддерживать огнем артиллерии и пулеметов на прямой наводке. Особенно Белов требовал «ни под каким видом не допускать смешения войск с толпой, которая могла бы нарушить боеспособность части». «Удар должен быть коротким и сокрушающим»[22], - подчеркивал командующий. Известные автору факты свидетельствуют о масштабах противостояния власти и общества в 1930 году[23].
30 января восстали крестьяне д. Платово, Россошки и Красноменье Ретьевского р-на Острогожского округа Центрально-Черноземной обл. В Лисках повстанцы захватили оружейный склад, 2пулемета, много винтовок, убили своего председателя и несколько сотрудников райисполкома. Для подавления восстания использовались пехота, артиллерия, полковая школа 57-го кавалерийского полка, стоявшая в Острогожске. Упорные бои шли трое суток. Отмечались случаи отказа красноармейцев стрелять в восставших. После подавления восстания только в д. Платово были арестованы около 250 чел. На протяжении февраля в Борисоглебском округе Центрально-Черноземной обл. в массовых выступлениях приняли участие около 4 тыс. крестьян из д. Тишанка, Александровка, Шанино и Новая Чигла. Повстанцы пытались разоружить личный состав дивизиона ОГПУ (в Новой Чигле), где существовала подпольная группа. Зимой в области были ликвидированы 132 повстанческие крестьянские группы в Елецком, Льговском и Острогожском округах. 10 февраля восстали хлеборобы сел и станиц Варашковское, Новый Егор- лык, Ново-Манычская Салъского округа СКК, продержавшиеся трое суток. Повстанцы арестовали местный совпартактив, захватили почту и сельсоветы. В Новом Егорлыке была объявлена мобилизация лиц 1900-1905 г. р. 12 февраля выступление ликвидировали органы госбезопасности. 23 февраля - 5 марта состоялось восстание крестьян в Муромцевском р-не Барабинского округа Сибири, охватившее 28 населенных пунктов с общей численностью населения в 20,5 тыс. чел. В восстании участвовали 1,5 тыс. крестьян, которыми руководили организаторы подпольных групп: лесник И. Шаварнаев, крестьяне И. Кондаков, П. Синаевский, И. Соломатов, Л. Шапочников, а также бывший красный партизан Э. Гуппелъц (меньшевик, член РСДРП). Повстанцы наладили выпуск боеприпасов и приступили к формированию семи взводов правильной военной организации. К 5 марта выступление удалось подавить, повстанцы потеряли убитыми 25 чел. 15-30 марта сотрудники ОГПУ и сводный дивизион 28-го Таманского кавалерийского полка 5-й Ставропольской им. М. Ф. Блинова кавалерийской дивизии (СКВО) вели бои с повстанческим отрядом, состоявшим из кабардинцев, казаков, карачаевцев и черкесов под командованием бывшего офицра русской службы Лофа (600 сабель), оперировавшего в р-не Баталпашинска и Карачаева (СКК). 20 и 30 марта повстанцы безуспешно штурмовали город Микоян- Шахар, потеряв более 120 чел. убитыми и ранеными. Для ликвидации отряда применялись авиация и 2 бронеавтомобиля. 22-29 марта в восстании в с. Сухая Берёзовка и Коршево Бобровского р-на Центрально- Чернозёмной обл. приняли участие более 30 тыс. чел. Крестьяне с. Липовка Лосевского р-на Россошанского округа (около тысячи повстанцев) сформировали штаб повстанческого движения и, несмотря на слабость вооружения, дали в поле открытый бой карательному отряду ОГПУ, потеряв несколько десятков человек убитыми и ранеными. 22 марта - 2 апреля сводный дивизион 26-го Белозерского кавалерийского полка (5-й кд) под командованием П. И. Точёнова и военкома А. М. Янина вел упорную борьбу с конным повстанческим отрядом (около семисот сабель, вооружены огнестрельным оружием менее трехсот чел.) под командованием бывшего офицера русской службы Лафишева.
Отряд делился на сотни и взводы, в случае успеха Лафишев рассчитывал сфо рмировать бригаду, а затем развернуть ее в корпус. 21 марта повстанцы атаковали Кисловодск с целью захватить оружие, но не сумели прорваться в центр города, испытывая острый недостаток боеприпасов. В боях 22марта у горы Рим и 23марта у горы Эшканон отряд понес поражение, потеряв убитыми 91 всадника, 50 ранеными и 33 пленными. В начале августа в Армавирском округе СКК чекистами в перестрелке был убит полковник ВСЮР П. Козлов и захвачена в плен его дочь, с которой он скрывался более десяти лет. Козлов вел в крае подпольную работу. В сентябре в Иваново- Промышленной обл. сотрудники ОГПУ ликвидировали подпольную организацию «Союз родины и революции» (центр - Владимир). При обысках чекисты изъяли в разных тайниках несколько десятков револьверов и винтовок, боеприпасы, типографский шрифт, телефонные аппараты, бумагу и печатную машинку. По делу «Союза» были расстреляны 22 человека, в том числе бывшие офицеры Л.-гв.: В.А.Клемантович, Б. В. Скрипицын, Н. П. Штер. В 1930 году в Центрально- Чернозёмной обл. органы ОГПУ ликвидировали более 50 повстанческих отрядов и групп, включая конспиративную организацию бывшего штабс-капитана Орлова (55 чел.), изъяли у населения 271 винтовку, 852 обреза, 821 револьвер, 25 гранат, 6201 винтовочный патрон и другое вооружение. ВПичаевском и Тамбовском р- нах Тамбовского округа чекисты пресекли попытки воссоздания ячеек партии социалистов-революционеров. За «контрреволюционные преступления» «тройкой» Полномочного представительства ОГПУпо области были осуждены 19 238 человек.
Оценка безвозвратных потерь населения СССР в результате вооруженного сопротивления коллективизации в 1930-1933 годах представляет серьезную проблему, так как систематизация соответствующих сведений по этой теме только начинается. Один из источников, который использовал известный деятель кооперативного движения С. С. Маслов, сообщал, что зимой - весной 1930 года по СССР в сутки расстреливали до сорока человек, но подобные свидетельства требуют дополнительной проверки. По расчетам самого Маслова в 1929 году жертвы бессудных расстрелов крестьян по СССР составили 12тыс. человек[24], а репрессии 1930-1932 годов превзошли уровень 1929года. Встречаются и более высокие цифры[25]. На основании сопоставления сведений из разных источников, включая неопубликованные документы, автор предполагает, что за три года коллективизации на всей территории Советского Союза неучтенные жертвы бессудных расстрелов, убитые и умершие от полученных ранений и травм в ходе боестолкновений, погибшие при «зачистках» мятежных территорий в национальных республиках, включая членов семей, убитые при нелегальном переходе границы на сопредельную сторону, суммарно могут составить до 100 тыс. человек.
Закрепощение крестьянства партийной номенклатурой и новый виток репрессий в годы первой пятилетки ожесточили противоборствующие стороны. «Сложились совсем новые формы отношений между властью и народом, - много более острые, озлобленные, чем мы знаем в прошлом»[26], - позднее обращал внимание читателей знаток советской действительности Б. И. Николаевский. Именно в годы коллективизации (1930-1932) разрозненное, но активное сопротивление приобрело ярко выраженные черты антисталинского протеста - стихийной и неорганизованной борьбы части «подсоветских» людей против ненавистной крестьянам колхозной системы, принудительного труда, государственного террора и произвола, которые в глазах многих соотечественников олицетворял Сталин.
