Успенский пост установлен перед великими праздниками Преображения Господня и Успения Божией Матери и продолжается две недели — от 14 до 27 августа.

Успенский пост дошел до нас с древних времен христианства.

В беседе Льва Великого, произнесенной им около 450 года, мы находим ясное указание на Успенский пост: «Церковные посты расположены в году так, что для каждого времени предписан свой особый закон воздержания. Так для весны весенний пост — в Четыредесятницу, для лета летний — в Пятидесятницу (Петров пост), для осени осенний — в седьмом месяце (Успенский), для зимы — зимний (Рождественский)».

Святой Симеон Солунский пишет, что «Пост в августе (Успенский) учрежден в честь Матери Божия Слова, Которая, узнавши Свое преставление, как всегда подвизалась и постилась за нас, хотя, будучи святой и непорочной, и не имела нужды в посте; так особенно Она молилась о нас, когда намеревалась перейти от здешней жизни к будущей и когда Ее блаженная душа имела чрез Божественного духа соединиться с Ее сыном. А потому и мы должны поститься и воспевать Ее, подражая житию Ее и пробуждая Ее тем к молитве за нас. Некоторые, впрочем, говорят, что этот пост учрежден по случаю двух праздников, то есть Преображения и Успения. И я также считаю необходимым воспоминания обоих этих двух праздников, одного — как подающего нам освящение, а другого — умилостивление и ходатайство за нас».

Успенский пост не такой строгий, как Великий, но более строгий, чем Петров и Рождественский посты.

В понедельник, среду и пятницу Успенского поста устав Церкви предписывает питаться сухоядением, то есть соблюдать самый строгий пост, без отваривания пищи; во вторник и четверг — «с варением пищи, но без елея», то есть без масла; по субботним и воскресным дням разрешается вино и елей.

До праздника Преображения Господня, когда в храмах освящаются виноград и яблоки, Церковь обязует нас воздерживаться от этих плодов. По преданию свв. отцов, «если же кто от братии снесть гроздие прежде праздника, то запрещение за непослушание да приимет и не вкусит гроздие во весь месяц август».

В праздник Преображения Господня по церковному Уставу разрешается на трапезе рыба. С этого дня по понедельникам, средам и пятницам в питание обязательно входили плоды нового урожая.

Пост духовный тесно соединяется с постом телесным, наподобие того, как душа наша соединяется с телом, проникает его, оживляет и составляет с ним одно целое, как душа и тело составляют одного живого человека. И потому, постясь телесно, в то же время необходимо нам поститься и духовно: «Постящеся, братие, телесне, постимся и духовне, разрешим всяк союз неправды», — заповедует Святая Церковь.   
В посте телесном на первом плане — воздержание от обильной, вкусной и сладкой пищи; в посте духовном — воздержание от страстных греховных движений, услаждающих наши чувственные наклонности и пороки. Там — оставление пищи скоромной — более питательной и употребление пищи постной — менее питательной; здесь — оставление любимых грехов и прегрешений и упражнение в противоположных им добродетелях.

Сущность поста выражена в следующей церковной песне: «Постясь от брашен, душа моя, а от страстей не очищаясь, — напрасно утешаемся неядением: ибо — если пост не принесет тебе исправления, то возненавидена будет от Бога, как фальшивая, и уподобится злым демонам, никогда не ядущим».

И Великий, и Успенский посты особенно строги к развлечениям — в императорской России даже гражданские законы запрещали во время Великого и Успенского постов публичные маскарады, зрелища, спектакли.

Успенский пост начинается с праздника «Происхождение (изнесение) честных древ Животворящего Креста Господня». Впрочем, таинственное выражение «происхождение древ Креста» обозначает просто крестный ход.

В греческом часослове 1897 года так объясняется происхождение этого праздника: «По причине болезней, весьма часто бывавших в августе, издревле утвердился в Константинополе обычай износить Честное Древо Креста на дороги и улицы для освящения мест и в отвращение болезней. Накануне, износя его из царской сокровищницы, полагали на святой трапезе Великой Церкви (в честь Святой Софии-Премудрости Божией). С настоящего дня и далее, до Успения Пресвятой Богородицы, творя литии по всему городу, предлагали его потом народу для поклонения. Это и есть предъисхождение Честного Креста».

В Русской Православной Церкви этот праздник соединился с воспоминанием Крещения Руси в 988 году. Упоминание о дне Крещения Руси сохранилось в Хронографах XVI века: «Крестися князь великий Владимир Киевский и вся Русь августа I». В «Сказании действенных чинов святыя соборныя и апостольский великия церкви Успения», составленном в 1627 году по повелению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Филарета, дается такое объяснение праздника 1 августа: «А на происхождение в день Честного Креста бывает ход освящения ради водного и просвещения ради людского, по всем градам и весем».

В этот день же установлен праздник Всемилостивому Спасу Христу Богу и Пресвятой Богородице в честь победы в 1164 году великого князя Андрея Боголюбского в походе против поволжских болгар и греческого императора Михаила над сарацинами.

По принятому в Православной Церкви чину в этот день совершается поклонение Кресту (по чину Крестопоклонной недели Великого поста) и малое освящение воды. Вместе с освящением воды освящается также мед нового сбора (отсюда народное название праздника — медовый Спас).

ИЗВОЗЧИК.

Однажды, случилось так, что преподобный Феодосий отправился по приглашению к Киевскому князю Изяславу Ярославичу (1024–1078). Ехать пришлось долго –– властитель находился вне города. Святой пробыл у князя до позднего вечера. Чтобы уставший игумен мог отдохнуть за ночь, Изяслав распорядился доставить его обратно в монастырь на повозке.

Нашли возничего. Немного отъехав от княжеского стана, тот, глядя на невзрачные одежды преподобного и не догадываясь, что везет игумена Киево-Печерской лавры, небрежно и чуть ли не ультимативно сказал: «Черноризец, ты всякий день празден, а я постоянно в трудах и не могу держаться на коне; поэтому пусть я усну в колеснице (повозке. –– Т. С.), а ты, так как можешь ехать на коне, сядь на коня». Учитывая свой статус и положение, Феодосий мог бы в ответ на это начать шуметь и возмущаться, но уставший преподобный смиренно сел на коня и повез возничего –– последний разлегся в повозке и почти сразу беспечно заснул.

Всю ночь святой ехал, не останавливаясь. Когда его совсем начинало клонить в сон, он спускался и продолжал путь пешком, ведя коня под уздцы. Когда же уставали ноги –– садился обратно на лошадь.
Но с наступлением рассвета один за другим по дороге стали проезжать вельможи, которые направлялись в княжеский стан. Каждый из них, видя великого святого, сходил с коня и с глубоким почтением кланялся игумену. Тогда Феодосий, чтобы уберечь возничего от возможных неприятностей (ведь кто-то мог доложить о том, как именно пришлось добираться до обители почетному гостю великого князя) решился наконец его разбудить, мягко и ласково сказав: «Чадо, вот уже день. Встань и сядь на коня».

Каково же было изумление возничего, когда спросонья он увидел вокруг повозки высокопоставленных мужей, кланяющихся простому «черноризцу». Он мгновенно сел на коня и продолжил путь. И чем ближе они подъезжали к обители, тем больше людей встречалось им по дороге. И эти таинственные для возничего поклоны продолжались.

Постепенно хозяин повозки осознал, что его «пассажир» — человек не простой, и его охватила паника. Он начал мучительно размышлять над тем, какой же после этой поездки разразится скандал и какое наказание затем обрушится на него. Но таинственный монах по прибытии в монастырь вежливо пригласил своего вконец растерявшегося спутника трапезничать, после чего отблагодарил его разными подарками и отпустил домой.

Так, преподобный Феодосий не только не стал укорять извозчика, но и освободил его от всяких опасений своим добрым и гостеприимным обхождением. А возничий, думается, в конце концов догадался, кем же был на самом деле этот «ленивый монах в лохмотьях».

Внутреннее содержание потеряно.   И как это могло получиться?   А очень просто.
Часто внешняя форма не только не дает роста, а всякие ростки заглушает и забивает. Вот так оно получается.
В старое время мы видели, какое могущество Церкви, монастырей, их цветущее положение.
Почему, собственно, недоразумение возникло?   А в том, что вперед не смотрели. А те, которые вперед смотрели,
они оставили нам напоминание и жизнью своею свидетельствовали, что понимали положение времени и указывали.
Вспомните Тихона Задонского. Вспомнить надо Феофана Затворника: бежит. Как же это так?
Теперь возьмем многих других, которые уходили. Казалось – надо громить, указывать... а они – уходили.
Они смотрели вперед!   Тихон Задонский говорил, пробуждая общую спячку и холодность веры.
Феофан Затворник уходил в затвор, поскольку положение, в котором находилась Церковь Божия
и характер монастырской жизни были таковы, что невозможно было что-то сделать. Он решил:
пойду в затвор и в затворе буду делать самое насущное. Что самое насущное? Народ живет без Слова Божия!
Страшно подумать и даже преде- тавить. Как же это так? В старое время народ жил без Слова Божия!
Да, жил без Слова Божия!
<...>
Так точно нам сейчас приходится жить при таком трудном положении.
Мы можем быть совершенно инертными, мертвыми, и внутренне совершенно чужими.
До тех пор, пока мы не займемся тем делом, о котором мы сегодня читали в Евангелии.
Спаситель сказал Никодиму: «Надо родиться свыше». Надо осознать внутреннюю ценность.
Эту внутреннюю ценность про-работать, а что против – отвергнуть. А что мы видим?
В церковной жизни, в монашеской совершенно нет работы внутреннего духа, нет того,
чтобы в нас совершалось благодатное возрождение. Придут иные времена!
Потому что тех средств, которые мы теперь имеем – их не будет. Не будет материальных средств.
Материальные средства мы сейчас имеем. Но наступит время, когда Церковь Божия восчувствует материальных средств.
Почему? Да ведь большинство – верующие по традиции. А преемников этой традиции нет.
Чтобы сделать современного человека верующим – - большой труд. Этот большой труд почти невозможен.
Чтобы современного человека, который с детства воспитан в атеистическом духе, чтобы сделать верующим,
да еще православным – почти невозможно. Появляются единицы, на которых смотрят, как на ненормальных.

Смотрите, какая нас ждет перспектива! Надо взяться за внутренние сокровища, за собственную жизнь, за собственную веру.
Веру надо утвердить, укрепить, напитать Словом Божиим. Этого мы пока не вполне сознаем — надо трудиться!
Тогда все прочее приложится. Мы забыли, что имеем много прекрасных возможностей: имеем и храмы, но к прискорбию,
они, кроме воскресных дней, пустуют. Имеем и Слово Божие, но его никто не читает.
А какую мы получили прекрасную возможность, кто может извиниться в том, что не имеет Слова Божия?
Так вы же грамотные, так неужели у тебя нет возможности переписать Слово Божие собственной своей рукой?! Этого не делают...
А ведь вы прекрасно грамотные... Бумагою мы не дорожим. Возможностей и времени тоже сколько хочешь...
Если мы будем держать себя так и так понимать веру и положение Церкви Божией, то к нам относятся слова Христа-Спасителя,
который сказал: «И отнимется от нас Царство Божие, и дастся народу, творящему Его». Аминь.

Архимандрит Таврион (Батозский)

Раньше люди причащались без подготовки. Потом правило росло-росло и сейчас оно такое большое, что превратилось в стену между Христом и верующими. Стену между Богом и беременными, родившими, многодетными, слабыми, больными, новоначальными и школьниками.

Дьявол уловил в этот капкан кучу народа, которые теперь думают, что Причастие - это только награда праведника, который "всё вычитал". И не знают, что прежде всего - это спасение для грешника.
https://zen.yandex.ru/media/popbloger/p … 00b015cfef

«Не смей приступать к Причастию!»

Читательница делится своим мнением.

Однажды, в одно из моих посещений Псково-Печерского монастыря, я, как это принято во время паломничества, собралась причаститься. В монастыре я всегда особенно остро испытываю желание приобщиться Богу в Святых Христовых Тайнах, но этот случай был особый.

Душа смертельно тосковала по Причастию. Однако как следует подготовиться мне не удалось: весь день мы с другими паломницами были на послушаниях, а вечером на Службе. Накануне намеченного дня Причастия, после вечерней Службы я попыталась прочитать положенные каноны. Стоять сил уже не было — села, потом полулегла, но от усталости мысли разбегались, внимание упрямо ускользало, и ни одно слово канона не доходила до моего ума, рассеиваясь где-то на полпути. Я поняла, что занятие это для меня на данный момент бесполезное, и легла спать.

Вставали мы очень рано, к ранней Литургии. Поспав часа 4, я рано утром стала спешно собираться на Службу.

«Ты прочитала каноны?», - просила меня соседка по комнате. «Не смогла», - сказала я. «Не смей приступать к Причастию без канонов!», - строго ответила она. Я решила оставить этот вопрос на суд священника. После исповеди я сказала ему, что каноны прочитать мне не удалось. К ужасу моего истосковавшегося по Святыне сердца, он запретил мне приступать к Причастию без прочтения канона к Причастию.

Я отошла от него с печалью. Однако желание причаститься было настолько сильным, что каким-то образом я набралась смелости подойти к нему снова и спросить, могу ли я прочитать канон сейчас, во время Литургии? Он разрешил. Это был один из тех немногих случаев в моей жизни, когда я еле вытерпела 3 дн поста, чтобы, наконец, приступить к Причастию - настолько был силен голод по Богу.

С тех пор было много взлетов и падений на моем пути становления христианской жизни. Бывало, причащалась каждую неделю, а бывало — раз в год. Мой путь к Богу - так же, как, думаю, и путь большинства христиан - был и до сих пор пронизан болью и многими препятствиями. Одно из таких препятствий случилось со мной на днях. И опять это было препятствие на пути к Причастию.

Я человек далекий от того, чтобы называться благочестивым и воцерковленным. Мне трудно каждую неделю бывать в храме, трудно поститься, трудно следовать Уставу. Для меня соблюдение Устава — это усилие выше моих сил, в чем я неоднократно убеждалась. Вся моя христианская жизнь — это попытки следовать Уставу, попытки стать воцерковленным человеком, утвердиться, наконец, в христианской жизни. Кажется, что моим православным воцерковленным знакомым соблюдение Устава дается легко. Но вряд ли это так, конечно, у каждого свои трудности на этом пути, о которых мне неизвестно. Однако я всегда себя чувствовала «белой вороной», «гадким утенком» в среде христиан, ведущих благочестивую христианскую жизнь: регулярно бывающих в храме, соблюдающих все посты, исправно приступающих к Таинствам и справляющим православные Праздники. Я так никогда не могла, но всегда стремилась к этому идеалу христианской жизни, и каждый раз мои многочисленные за 20 лет попытки заканчивались крахом. Я не могу, это выше моих сил, выше моей меры.

Я думала на тот момент, что раз я не могу соблюдать Устав — то я Богу не угодна, Бог гневается на меня, ведь церковные правила не просто так писаны, каждый христианин обязан их соблюдать — так учат в Церкви, так учит мое православное окружение. Понимая, что я не в силах их соблюдать, я много раз бросала соблюдать вообще все: переставала молиться, читать Евангелие, ходить в храм — предавала забвению всю свою христианскую жизнь. Но каким-то удивительным образом каждый раз после такого периода забвения Господь , словно милостивый Отец, брал меня за руку и вел в храм.

Каждый такой раз для меня — это настоящее чудо. Каждый раз, возвращаясь в храм, со мной происходило описанное в притче о блудном сыне: «Отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15: 22-24). Каждый раз обилие благодати изливалось в мое сердце после мучительной постыдной исповеди и радостного соединения с Господом в Причастии. Это всегда была такая радость, что мои близкие удивлялись, видя разительные во мне перемены: я становилась спокойной, мирной, радостной. И каждый раз, возвращаясь в храм, я снова старалась усердно соблюдать Устав, чтобы уж теперь-то, наконец, стать нормальной христианкой. Но этот путь, как и раньше, всегда заканчивался для меня крахом. Я в очередной раз убеждалась, что соблюдение Устава выше моих сил. А когда старалась соблюдать его сверх своих сил, то прежнее благодатное состояние сменялось горделивым фарисейским: «Несмь якоже прочие человецы!» (Лк 18:11), что для меня означало: «Я могу! А другие не могут, грешники!». Эти мысли были беззлобные, но они, словно невидимые глазу черви, изъедали гордостью мою душу, а, как известно, «где случилось падение — там предварила гордость».

После мучительной борьбы с собой, с невозможностью соблюдать церковный Устав, после многих лет изучения Евангелия, я, наконец, пришла к мысли, что нужно хоть как-нибудь, насколько в моих силах, ползти ко Христу, или, как говорят, на худой конец, «лечь и лежать к направлении Христа», что и случалось со мной ни раз: кое-как заставляла себя хотя бы регулярно читать Евангелие, кратенько молиться по утрам, и всегда держать в уме Бога, мысленно к Нему обращаясь — вот весь мой христианский «подвиг». И старалась, насколько могла, исполнять слова Спасителя о любви к ближнему: не осуждать, не злословить, никому не желать зла, снисходить, терпеть недостатки других, не обижать, принимать и радость и горе как от руки Господней. Мой путь ко Христу не закончен. Несмотря на 20 лет жизни в Крещении, я все еще не могу лететь, а могу только «ползти» ко Христу, стараясь по силам исполнять заповеди Божии. Однако и это не всегда получается.

Случилось мне впасть в довольно тяжкий грех. Затянул он меня в свои сети. Грех ослепляет, и грань между добром и злом размывается. Внутренне око тускнеет и перестает видеть ясно, перестает со временем различать добро и зло, зло превращается в навык. Каким-то чудесным образом опять Господь воззвал меня, опять привел в храм, и я впервые за год исповедовалась и причастилась, и тут же почувствовала, как сети греха во мне ослабели. Это было удивительно и неожиданно. Очередное чудо сотворил со мной Господь. Я летала, окрыленная благодатью, радостная и светящаяся от счастья приобщения Господу в таинстве Причастия.

Потом снова не была в храме месяца 2, снова валяясь в тех же самых грехах, и снова я почувствовала, что пора в храм, приобщиться Богу, получить от Него помощь в борьбе со своими страстями в Причастии. Каким-то чудом я снова оказалась в храме. Всегда Господь Сам берет меня за руку и ведет в храм — иначе я это не могу назвать, потому что, зная себя, я признаю, что даже такая, вроде бы малость, как собраться сходить в храм на Службу — для меня очень часто является неподъемной ношей, квест «миссия невыполнима», часть 101-я. Поэтому для меня всегда, когда я оказываюсь в храме после длительного периода отсутствия — это чудо.

Удивительно, но часто это чудо совпадало с большими праздниками. В этот раз чудо произошло на Успение Богородицы. Пожалуй, именно на Успение мое возвращение в храм происходило чаще всего - для меня это особый праздник. И вот, на исповеди я снова столкнулась с ситуацией, произошедший со мной 20 лет назад: мне снова запретили приступать к Причастию, только на этот раз не из-за непрочитанных канонов, а из-за тяжести моих грехов. «Сначала надо оставить грех, полностью прервать, потом причащаться», - сказал мне незнакомый священник. Сказать, что я расстроилась — это ничего не сказать.

Всю Всенощную накануне моего любимого праздника Успения я была вне себя от радости, что, наконец-то, я снова в храме, слышу молитвенное пение, святые слова церковных Богослужений, возносящие душу к Небу, наконец имею возможность исповедоваться и причаститься — я ждала этого с нетерпением. Несмотря на тяжесть своих грехов, исповедь для меня была чуть ли не радостью, которую я не могла скрыть от священника.

«Ненормальная какая-то», - наверное, подумал батюшка, видя меня, рассказывающую ужасные вещи и светящуюся тихой радостью от счастья нахождения в храме и предвкушения приобщения Богу в таинстве Причастия. Так я и светилась до тех пор, пока он не произнес страшные для меня слова: «Тебе нельзя причащаться». Я сказала, что тяжкий грех и так уже почти сошел на нет, едва теплится, но батюшка сказал, что нужно полностью с ним расстаться, а потом уже причащаться. Меня накрыла волна смущения, смятения, недоумения, и большого огорчения. Весь оставшийся вечер мне хотелось плакать, как и на следующее утро, настолько я была расстроена этим приговором.

Я много раз ощущала явную, зримую Божию помощь, подаваемую в Причастии, и я не понимала, как мне полностью оставить грех, если сама я этого сделать не в силах? Я сама даже в храм собраться не могу без помощи Божией, а оставить смертный грех тем более. Именно поэтому я прихожу в храм и приступаю к Таинствам — потому что явно ощущаю подаваемую мне помощь от Господа. Потому что я точно знаю — этому меня научили годы моего тернистого христианского пути — что я своими силами ничего не могу сделать, только с помощью благодати Святого Духа. Приговор остаться без Причастия меня вверг в отчаяние настолько, что мое желание было только одно — пуститься во все тяжкие. Батюшка требовал от меня того, что выше моих сил.

Мой приход на Всенощную был для меня почти что подвигом — Господь привел, не я сама пришла. Полностью оставить грех своими усилиями, как того требовал батюшка, было для меня невозможным, а без Божией помощи я следовать за Христом не в силах, в чем я давно уже убедилась. Случись это со мной лет 15 назад, я бы снова забросила все: и молитву, и храм, и Евангелие, и заповеди, просто потому что без приобщения Духа в таинствах ничего делать не могу. Я как сосуд: если живет во мне хоть крупица Духа Божия — могу хоть как-то ползти за Христом, а если нет — пиши пропало. Страшно подумать, что со мной было бы без Бога. Я думаю, меня не было бы уже в живых. Для меня решение священника было равносильно приговору к смерти — смерти духовной, а затем неминуемо и физической.

На следующее утро, со слезами прочитав молитвы к Причастию, все еще находясь в сильном смущении, я милостью Божией поехала в храм. Пока ехала, на память мне приходили слова из Евангелия: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные», «Я пришел призвать не праведников, а грешников в покаянию», «Буква убивает, а Дух животворит», «Милости хочу, а не жертвы», и другие.

Я причастилась в другом храме. Снова и снова я буду пытаться с помощью Божией исправить свою жизнь, укрепляться на пути христианской жизни, снова вставать и ползти за Христом хоть как-нибудь: без постов, без правил. За 20 лет я так и не стала воцерковленным человеком, в полной мере разделяющим жизнь и Устав Церкви. Но с Божией помощью, подаваемой в таинствах исповеди и Причастия, все же стараюсь хоть как-то соблюдать Евангелие, и непременно каждый день благодарю Бога за Его ко мне Милость, превышающую разум и суд человеческий.

Автор: Ирина Тихомирова