Издательство Московской Патриархии прощупывает почву для начала в Русской Церкви богослужебных реформ

Редакция сайта «Благодатный Огонь»

На официальном сайте Московской Патриархии 24 января 2025 года появилось сообщение,
что в Издательстве Московской Патриархии вышло в свет
научное переиздание книги «Триодион, сиесть Трипеснец [Триодь Постная],
в редакции Комиссии при Святейшем Синоде по исправлению богослужебных книг (1907–1917)».
Издание подготовлено по благословению Святейшего Патриарха Кирилла
совместно с комиссией Межсоборного присутствия по богослужению и церковному искусству.
В нем воспроизводится одобренный Святейшим Правительствующим Синодом
в 1909 году исправленный текст Триоди Постной, впервые изданный Московской синодальной типографией в 1912 году.

Триодион издается в новом компьютерном наборе, что обеспечивает высокое качество печати,
но при этом формат книги и расположение текста на страницах нового издания
полностью соответствует своему дореволюционному прототипу 1912 года.

Научное приложение дается в отдельной книге и представлено статьей авторства
протоиерея Николая Балашова и Александра Геннадьевича Кравецкого
об истории учреждения комиссии при Святейшем Правительствующем Синоде
по исправлению богослужебных книг под председательством
архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского),
о принципах ее работы и результатах трудов, о восприятии итогов деятельности Комиссии.
Важной частью статьи являются документы, касающиеся работы Комиссии и относящиеся к 1903–1913 годам.

* * *

Напомним, что в 2011 году группа высокопоставленных церковных реформаторов нечто подобное пыталась осуществить через Межсоборное присутствие. В ходе заседания президиума Межсоборного присутствия 15 июня 2
11 г. были, в частности, рассмотрены два проекта документов:

— проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века»;

— проект научного переиздания Триодей в редакции Комиссии
по исправлению богослужебных книг при Святейшем Правительствующем Синоде (1907–1917).

Межсоборному присутствию по сути предлагалось незамедлительно приступить
к русифицированному изданию Триоди Постной и Цветной,
а проще говоря к русификации православного богослужения.

После огромного количества отрицательных отзывов от многих епархий,
монастырей и священнослужителей Русской Православной Церкви
(в частности, от Архангельской епархии, от духовенства Московской епархии
и от Епархиального совета Псковской епархии), этот реформаторский проект был снят
с рассмотрения Межсоборным присутствием с формулировкой: «проект будет доработан».

Переиздав в 2025 году Триодь Постную, «отрусифицированную» в начале ХХ века архиепископом Сергием (Страгородским),
церковные власти в лице Издательства МП презрительно пренебрегли мнением
практически всего православного народа, всех верующих, оскорбили их,
предложив в 2011 году высказать свое мнение, которое оказалось неожиданно
для церковного руководства в подавляющем большинстве резко отрицательным.
Именно поэтому в 2011 году было принято решение (сейчас, как видим, лицемерное!)
отказаться от этого сомнительного проекта русификации богослужения.
Ныне же церковные либералы-реформаторы осуществили свой замысел, дерзко поправ мнение православных верующих.

Напомним кратко, что в начале ХХ века в связи с бурной полемикой вокруг вопроса
о языке богослужения и насущной необходимости как-то упростить его,
в 1907 году Святейший Синод постановил образовать новую особую Комиссию
под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского).
До этой поры он был одним из немногих сторонников радикальной русификации богослужения.
В свете этого нельзя считать его переход к обновленцам в 20-е годы случайным,
но рассматривать этот факт, как вполне закономерное следствие
его многолетней деятельности именно на поприще исправления богослужебных текстов,
одним из проявлений которой была работа в Комиссии по исправлению богослужебных книг.
При этом следует отметить, что Преосвященный Сергий русификацией
богослужебных текстов в стиле позднейших обновленцев не занимался,
но лишь упрощал церковнославянский язык.

В то время новоисправленные Комиссией книги распространялись медленно,
встречая оппозицию, например, на Валааме.
Исправленные тексты ирмосов почти нигде не привились, так как певчие пользовались старыми книгами,
а новоисправленные ирмоса и стихиры не воспринимались сложившейся церковно-певческой традицией,
потому что это был уже новославянский (то есть слегка русифицированный) язык,
отличающийся от традиционного церковно-славянского.
Несмотря на все по видимости успешные действия возглавляемой архиепископом Сергием
синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг,
новая печатная продукция была отвергнута церковным народом.
В целом работа Сергиевской Комиссии вызвала определенное сопротивление в церковных кругах и,
как пишет епископ Николай (Муравьев-Уральский), следующее, осуществленное еще до революции,
издание Постной и Цветной Триоди вышло в прежней, неисправленной редакции.

Небезинтерсным был отзыв о деятельности Комиссии под руководством
архиепископа Сергия (Страгородского) со стороны старообрядцев.
В.Сенатов в 1915 году писал: «Труден для понимания текст иосифовский,
но все же в нем чувствуется какая-то глубокая и вполне вразумительная мысль.
Менее понятен и более сбивчив текст никоновский (которым мы пользуемся сегодня. — Прим. ред.).
Уже совершенно неопределим и положительно бестолков текст новейший».

Когда Московская Патриархия получила в 1970-х гг. возможность переиздавать богослужебные книги,
новые издания стали воспроизводить старую редакцию XVII века, а не версию начала ХХ-го.
Вот как объясняет эти причины многолетний Председатель
Издательского отдела Московской Патриархии митрополит Питирим (Нечаев; †2003):

Протоиерей Сергий Правдолюбов (†2024) в своем отзыве на Проект Межсоборного присутствия,
предусматривающий русификацию традиционного в Русской Православной Церкви
церковнославянского языка богослужения, в 2011 году писал:

Проект, предложенный ныне на обсуждение, затрагивает не частные вопросы
исправления церковнославянского языка и прояснения якобы «непонятных» мест церковнославянского богослужения.
Это – начало процесса разрушения православной традиции во всех сферах церковной жизни
– в богослужебном языке, в литургическом уставе, в церковном Предании.
Остановить этот разрушительный поток обновлений и «реформ»
будет крайне трудно и даже, пожалуй, невозможно.

Сегодня решается один из ключевых вопросов нашей церковной жизни
– вопрос о том, дерзнем ли мы сделать первый шаг по пути пренебрежения
многовековыми устоями нашей Матери-Церкви,
дерзнем ли встать на путь погибельный – на путь обновленчества.

Этот путь уже был пройден западными церквями,
на него вставали и Церкви славянских православных народов
– болгарская и сербская, – он много раз был соблазном для Церкви греческой.
Что касается последней, то греческий народ успешно противостоял этим гибельным тенденциям,
сохраняя свои многовековые устои и, в частности, свой богослужебный язык,
гораздо более отличающийся от разговорного греческого,
чем церковнославянский – от современного русского.
Церкви же тех стран, где движение по пути обновленчества все же совершилось,
в полной мере познали горечь его плодов, так и не добившись желаемых результатов
привлечения к себе бóльшего числа верующих.

Церковнославянский язык – это творение Божие,
дарованное нам через святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и их учеников,
– нам и всем православным славянским народам.
Это язык, с самого начала своего сотворения преображенный Святым Духом,
язык, специально созданный для молитвенного Богообщения.
Это Божие чудо и Божие установление.
Язык, созданный на основе одного из южнославянских говоров,
становится принципиально не разговорным и как книжный
противопоставляется разговорным славянским языкам.
Язык переводов с греческого, вобравший в себя всю его богословскую глубину и красоту,
– преобразившись, становится красивее, звучнее, глубже и изящнее своего оригинала.
На нем можно выразить самые точные и глубокие богословские понятия,
самые тонкие и сокровенные сердечные движения, он прекрасен во всем
– в начертании своих букв, в узорочье своих надстрочных знаков,
в благозвучии своего звучащего слова.
Он уникален в своем развитии, ибо его движение во времени – постоянное возвращение к своим истокам,
и это позволяет сохранить в нем самые различные временные пласты, самые древние временные «срезы».
Он являет собою мощную твердыню, скрепляющую в литургическом единстве
все православные славянские народы, все братские славянские Церкви.
Что может быть ближе литургического общения, что может быть крепче литургического единства?

Церковнославянский язык поистине – душа русского народа,
хранитель его национальных корней, живой свидетель его истории,
основа его литературного языка, источник его многовековой культуры,
залог его будущего духовного благополучия.
Ибо церковнославянский язык – тот камень, на котором построено здание нашей ментальности,
культуры, духовности, традиций. Можно сказать, что церковнославянский язык
– основа менталитета русского народа, ведь жизнь человека Древней Руси
целиком проходила в ограде Православной Церкви, и язык Церкви был не только его языком,
но и образом его мышления. Покушение на церковнославянский язык
– это покушение на нашу национальную идентичность;
отказаться от церковнославянского языка значит отказаться от нас самих.
Поистине, упорное желание обновленцев уничтожить или «упростить»
(а по сути – исказить!) церковнославянский язык
равносильно желанию стереть и исказить нашу историческую память.

Не удивительно, что эта национальная твердыня,
удерживающая духовные и культурные основания русского народа,
сейчас терпит нападения и подвергается великой опасности.
Можно с уверенностью сказать, что «незаметное» подтачивание церковнославянского языка изнутри
гораздо более опасно, чем полный перевод богослужения на русский язык,
ибо последнее, несомненно, сразу оттолкнет большинство верующих,
а первое (т.е. русифицированный «новославянский») может быть замечено ими не сразу.
Известна реакция церковного народа на появление Постной и Цветной Триодей
под редакцией архиеп. Сергия (Страгородского) в начале XX века.
Увидим ли мы прежнюю ревность по Бозе и прежнее благочестие в наши дни?
Сейчас, когда мы вступили в эпоху глобализации и апостасии,
когда Православие вновь становится верой самой ненавидимой и гонимой
со стороны западного «постхристианского» сообщества,
– разумно ли ломать многовековые традиции Русской Православной Церкви
и сеять смущение и разлад в умах и сердцах верующих?
Не об этом ли предостерегали нас великие первоиерархи нашей Церкви
– Патриархи Московские и всея Руси – святитель Тихон, Пимен и Алексий II,
когда писали о недопустимости реформ, в частности – в языке богослужения?...

Требующие упрощения церковнославянского языка или даже перевода богослужения на язык русский
не только не понимают сложности задачи, но и службу понимают отнюдь не традиционно.
Они думают, что это некое сообщение, которое необходимо понять тотчас и на слух,
иначе не поймёшь, что будет дальше, и безнадёжно отстанешь (ведь возможности вернуться уже не будет).
Этот «метод усвоения материала» им понятен с институтской скамьи,
а метод церковный, известный и простой бабушке, им не преподан.
Они никак не постигнут, что служба – это не лекция, обращённая к нам,
а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами.
Вопрос понимания службы – это не филологический и не лингвистический вопрос, это вопрос духовный.

Кроме того, есть немалые основания опасаться,
что «поновление» церковнославянских малопонятных слов не остановит этот,
так сказать, научно-лингвистический и духовный «прогресс»:
это стремление к «пониманию смысла богослужения» не имеет предела
и поновляться будет уже обновленное, будут устраняться любые «преграды» до тех пор,
пока реформаторы не добьются своей заветной цели
– службы на русском языке и полномасштабной реформы православного богослужения.

В наше время стало престижным владеть западноевропейскими языками,
в особенности английским, и к этому прилагается множество усилий.
А ведь усилия для изучения какого-нибудь иностранного языка неизмеримо больше тех,
которые русский человек должен затратить на изучение языка церковнославянского, являющегося для него родным,
ибо именно церковнославянский был положен в основание русского литературного языка
и составил таким образом его высокий стиль!
Необходимо всегда помнить, что перевод с церковнославянского языка на русский
– это не перевод с одного языка на другой, – это снижение высокого стиля русского литературного языка
и приближение его к стилю обыденному.

Введение новых русифицированных богослужебных текстов может быть воспринято
как насилие над душой православного человека, ибо с церковнославянскими богослужебными текстами
неразрывно связана традиция молитвы, т. е. человеку придется молиться иначе.
А это значит, что будет прервана благодатная духовно-мистическая молитвенная связь
со многими поколениями наших благочестивых предков,
молившихся на протяжении многих столетий в православных храмах на церковнославянском языке.

Отказ от церковнославянского языка, – языка православного богослужения и книжности,
сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно приведет к тому,
что мы потеряем самих себя и ослабим объединяющую нас духовную силу.
Ибо церковнославянский язык – это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности,
культуры, традиций, нашей национальной сущности.

Если бы в 2011 году «Проекты научного переиздания Триодей
в редакции Комиссии по исправлению богослужебных книг
при Святейшем Правительствующем Синоде (1907–1917)» были бы одобрены,
то можно было бы опасаться, что в практику нашего богослужения
войдут новые тексты Триоди Постной и Цветной, отличающиеся не в лучшую сторону
от ныне используемых при богослужении.

Русификация церковнославянских текстов, предлагаемая в 2011 году
народу церковному проектами Межсоборного присутствия,
стало бы той «промежуточной стадией» богослужебного языка,
с которой сильно ускорится и облегчится окончательный переход богослужения на язык русский.
Если русское богослужение никогда не укоренится в русском православном народе,
то «новославянские» тексты могут быть приняты скорее:
пройдет какое-то время, пока верующие поймут,
что молятся они уже не на возвышенном церковнославянском,
а на упрощенном, русифицированном варианте церковнославянского языка
редакции Комиссии архиепископа Сергия (Страгородского).

Для молитвы требуется в первую очередь не исправление труднопонимаемых слов и выражений, а совсем иное.
Человек не одним умом молится Богу.
Прежде всего он должен молиться духом – наше «поклонение в духе и истине».
А это может дать только благодать Божия, а не исправление слов.
«Духовный слух нужен входящим в храм и стоящим в нем во время Богослужения.
Имеяй уши слышати, да слышит (Мф. 13, 9), говорит Господь.
Без духовного слуха служба может остаться безплодною для души;
нужен духовный разум, сердце, очищенное покаянием от страстей житейских», – писал святой праведный Иоанн Кронштадтский

Итак, постижение богослужения не должно ограничиваться рациональным аспектом
(передача и поиск смыслов, понимание текстов), хотя и это важно.
Но прежде всего богослужение постигается на мистическом уровне, от сердца, молитвенно.
Намоленные церковнославянские молитвы сопоставимы с намоленными древними иконами.
Что касается «устаревших» и «непонятных» слов и выражений,
то совершенно очевидно, что они встречаются не так уж часто
и на общем фоне любимого нашим народом церковнославянского богослужебного языка являются единичными.

Протоиерей Сергий Правдолюбов в своей статье отмечал:

«Служба – это не лекция, обращённая к нам, а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами.
Вопрос понимания службы, это не филологический и не лингвистический вопрос, это вопрос духовный.
Кроме того, есть немалые основания опасаться, что “поновление” церковнославянских малопонятных слов не остановит этот, так сказать, научно-лингвистический и духовный “прогресс”: это стремление к “пониманию смысла богослужения”
не имеет предела и поновляться будет уже обновленное,
будут устраняться любые “преграды” до тех пор, пока реформаторы не добьются своей заветной цели 
– службы на русском языке и полномасштабной реформы православного богослужения…

Богослужебные тексты содержат в себе всю полноту православного вероучения,
и их язык может и, наверное, должен совершенствоваться для достижения максимально возможной выразительности.
Однако это дело настолько тонкое и деликатное,
что трудно даже представить себе, кто бы сейчас за него мог взяться.
Для такой работы мало знать грамматику славянского языка,
надо ещё быть знатоком церковного устава и греческого языка,
разбираться в византийском стихосложении и поэтике, обладать профессиональной музыкальной культурой.
Но и этого недостаточно. Надо быть глубоко укорененным в Православной Традиции,
в церковном Предании, и быть их действенным защитником.
Но самое важное – надо любить церковнославянское богослужение
и дорожить церковнославянским языком как неоценимым сокровищем!
Однако, мы вправе сомневаться, что ответственное дело
исправления отдельных слов наших богослужебных книг
будет возложено на людей, дорожащих церковнославянским языком.
Складывается впечатление, что заниматься “новой книжной справой” будут в основном те,
кто относится к церковнославянскому языку весьма критично.
А посему любая значительная книжная справа сейчас несвоевременна,
и нужно ограничиться составлением подстрочника к тем словам и предложениям,
которые на слух могут показаться непонятными и невразумительными.
Их церковнославянские синонимы и следует поместить внизу
соответствующих страниц богослужебных книг, как это имеет место сейчас в Псалтири».

Проблема «русификации» богослужения навязана Церкви,
но наряду с выяснением ее идейных источников, интересно рассмотреть
не только явно отвергаемую церковным народом мысль о богослужении на русском языке,
но и компромиссную, а потому и более соблазнительную идею
о переводе богослужебных книг на новославянский «облегченный» язык.
Идея о новославянском языке призвана исполнить роль той альтернативы,
которая, как надеются ее сторонники, сможет удовлетворить оба крыла –
и реформаторов-обновленцев (поскольку язык все же будет новым), и
сторонников церковной традиции (поскольку он в какой-то мере останется славянским).

Переводы богослужебных текстов на «новославянский» язык богослужебных текстов
(труды Комиссии архиепископа Сергия) являются примитивизацией церковнославянского языка
и в определенной степени – суррогатной духовной продукцией.
Такая новославянская подделка опасней простого перевода текстов на русский язык
(труды священника Василия Адаменко, епископа Антонина Грановского,
священника Георгия Кочеткова и его СФИ).
Ибо если русское богослужение никогда не сможет укорениться в русском православном народе,
то «новославянские» тексты «внедрить» легче, а духовная подделка выявится не сразу:
пройдет какое-то время, пока верующие поймут, что молятся они уже не на церковнославянском,
а на упрощенном, русифицированном варианте прежнего возвышенного церковнославянского языка.

Другими словами, добиться цели «русский богослужебный язык» по схеме:
1) церковнославянский → 2) русский невозможно,
а вот по схеме с «переходным звеном» (2): 1) церковнославянский → 2) новославянский (русифицированный) → 3) русский
– та же цель со временем вполне достижима.

По специфике проблемы перевода заниматься ею будут более скорее всего те,
кто критично относится к церковнославянскому языку.
Наряду с «разморозкой» церковнославянского языка, надо будет делать справу иконную,
т.к. церковнославянский язык и язык иконы имеют общую основу.
Особенностью всякого процесса передела, крупного или малого,
является приход на волне «романтиков» (в нашем случае – переводчиков церковнославянского языка) бессовестных прагматиков.
Вспомните все революции и наш 1991 год. С церковнославянским выйдет то же самое».

Реформаторы не понимают (или сознательно не замечают) очевидной истины:
для молитвы требуется не исправление труднопонимаемых сразу слов и предложений, а совсем иное.
Человек не одним умом молится Богу. Прежде всего он должен молиться духом – наше «поклонение в духе и истине».
А это может дать только благодать Божия, а не исправление слов.

Постижение богослужения не должно ограничиваться рациональным аспектом
(передача и поиск смыслов, понимание текстов), хотя и это важно.
Но прежде всего богослужение постигается на мистическом уровне, от сердца, молитвенно.
Само звучание церковнославянского языка – это музыка богослужения.
Намоленные церковнославянские молитвы сопоставимы с намоленными древними иконами.

Таким образом, полемика вокруг вопроса о языке богослужения как нельзя лучше иллюстрирует тот факт,
что сторонники русификации церковнославянского языка, а этому служат
все попытки внедрить в наше богослужение русифицированные
по методике архиепископа Сергия (Страгородского) Триодь Постную и Цветную,
по сути проявляют протестантский подход – претензию на право
критически переосмысливать Священное Предание и отвергать любые церковные традиции
и святость того, что им представляется всего лишь ветхой изношенной оболочкой.

В наше время любые богослужебные реформы неизбежно вызовут смущение
в народе Божием, и у монашествующих, и у клириков.
Мы надеемся, что в это сложное время Святейший Патриарх Кирилл будет как зеницу ока
хранить единство своей паствы и не допустит необдуманных и смущающих народ Божий реформ.
Именно об этом Его Святейшество говорил в декабре 2008 года пред избранием его на Патриарший престол.

Наш долг – бережно хранить драгоценную жемчужину нашей Православной Церкви 
– церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мiр
и души верующих и является неотъемлемой частью церковного Предания Русской Церкви.

Редакция сайта «Благодатный Огонь»

Отредактировано Ярослава (2025-04-02 12:21:02)