maxcom110 написал(а):А европейская Первая Мировая? Какой был вообще в ней смысл?
Просто тупое истребление набранного в солдаты "мяса".
Но цели, которые преследовали она позволила достичь.
Правда потом все повернулось совсем не так, как они планировали...
По грехам человеческим попускает Господь
Наша историческая память требует, чтобы мы всегда помнили об этом.
Осенью 1854 г. иеромонах Оптинской пустыни о. Евфимий (Трунов) писал в своём дневнике: «14 Сентября — день Воздвижения Честнаго Креста Господня был днем начала осады Севастополя. Не откровение ли это для внимательного?.. Не знаменует ли событие это, что Русь Святая уже недостойна именоваться этим именем, что благодать и сила Честнаго Креста Господня отступает от тех, кто поставлен быть вождями Русского народа, кто, принося клятву быть верным Вере и Царскому Престолу, первородство свое и верность продает за чечевичную похлебку низменного тщеславия и самолюбия?.. Но, благодарение Богу, тайники души простого народа еще не затронуты, или мало затронуты злом неверия и вольнодумства его руководителей — в этом временное спасение земли Русской, яко хранительницы чистой Христовой веры. Коснется этих тайников дух князя века сего, тогда чего ждать? Не грозного ли и Страшного Суда Господня?..»
Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами в Крыму князя Александра Сергеевича Меншикова матросы называли «Изменщиков», а люди осведомленные прямо утверждали, что «светлейший — вольтерьянец и старый масон». Участник обороны Севастополя П.Кислинский рассказывал после войны «Серафимову служке» Н.Мотовилову: «Как-то раз я был у светлейшего… Адъютант докладывает, что явился гонец от архиепископа Херсонского Иннокентия…
— Владыка прислал доложить вашей светлости, что он прибыл к Севастополю с Чудотворной иконой Касперовской Божией Матери и велел просить встретить ее как подобает, у врат Севастопольских. Владыка велел сказать: се Царица Небесная грядет спасти Севастополь.
— Что, что? Как ты сказал? Повтори!
— Се Царица Небесная грядет спасти Севастополь!
— А! Так передай архиепископу, что он напрасно беспокоил Царицу Небесную — мы и без Нея обойдемся!»
Об этом же на¬писал известный духовный писатель С.А. Нилус. «При первом выстреле, направленном на севастопольские ба¬стионы с вражеских кораблей, он послал Государю, для отправки в Севастополь, копию иконы Божией Матери «Радости всех радостей», перед которым всю жизнь молился и в молитвенном подвиге скончался Преподобный Серафим…»
«Севастопольская война уже кончилась, настали великие дни коронации Александра II. Мотовилов был в числе других дворян выбран в депутацию от Нижегородского дворянства на коронационные дни в Москву. На одном из вечеров у князя Ивана Федоровича Звенигородского ему довелось встретиться с одним из героев Севастопольской обороны, адмиралом Петром Ивановичем Кислинским.
Мотовилов не преминул поинтересоваться, что сталось с посланною им покойному Государю иконой, и была ли она доставлена в Севастополь. Кислинский ему ответил: «Икона Божией Матери была от Государя прислана, но наш светлейший (главнокомандующий князь А.С. Меншиков) на нее не обратил никакого внимания, и она долгое время хранилась в каком-то чулане, пока Сам Государь не запросил, куда она помещена. Тогда ее разыскали и поставили на Северную сторону, и только Северная сторона, как известно, и не была взята неприятелем» (С. Нилус. Великое в малом).
Ужасающим равнодушием к православным святыням была отвергнута милость Божия и в Русско-японскую войну 1904-1905 годов. Тогда непослушание гласу Царицы Небесной привели к роковым последствиям, которые захватывают и настоящее время. Некоторые современные историки называют этот перелом начала века для страны: «русско-японский динамит».
В памяти и сердцах православных России бережно сохраняется необыкновенная история святыни, предназначенной Провидением для оказания помощи русскому воинству в эти годы. Не будем забывать: в то время у либеральной публики, студентов считалось хорошим тоном посылать японскому микадо (императору) поздравительные телеграммы по случаю победы над русской армией в очередном сражении.
Таинственная и чудесная по своему происхождению икона, известная под названием «Торжество Пресвятой Богородицы», была предназначена для крепости Порт-Артур, в связи с чем получила второе имя «Порт-Артурская икона Божией Матери».
В литературе встречается и тре¬тье ее название: С.А. Нилус в книге «Великое в малом» упоминает ее под именем образа Царицы Небесной «На двух мечах». В рассказах об этой необычной иконе чудным образом переплетаются народные предания и действительные факты, глубокая вера в Небесное Провидение и равнодушие к церковным святыням (Отвергнутая победа. Икона «Торжество Пресвятой Богородицы» в Русско-японской войне. СПб., 2003).
Накануне Русско-японской войны Пресвятая Богородица явилась одному старому матросу, участнику обороны Севастополя. Он усердно молился о русском флоте в Порт-Артуре. Богородица повелела написать Свой образ и доставить его в Порт-Артур, обещая Свое покровительство и победу русскому воинству. 11 декабря 1903 года, ровно за два месяца до начала Русско-японской войны, этот благочестивый человек (матрос Феодор) прибыл в Дальние пещеры Киево-Печерской лавры и рассказал о чудесном явлении монахам (Порт-Артурская икона Божией Матери. СПб. 2005).
Начался сбор пожертвований на написание образа. 10 000 богомольцев приняли участие в сборе средств, каждый вносил по 5 копеек (больше не брали). Так были собраны средства на краски и материал для иконы, за работу мастер П.Ф. Штронда ничего не взял. Образ был написан точно по описанию старика-матроса.
Само изображение Пресвятой Богородицы необычно. Она изображена на небесно-голубом фоне Порт-Артурского залива стоящей на скрещенных самурайских кривых мечах. Хитон Божией Матери был синим, а верхнее одеяние – коричневым. С правой стороны изображен Архистратиг Михаил, а с левой – архангел Гавриил. Над ней ангелы держат Царскую корону, еще выше на облаках – Господь Саваоф. Образ венчает надпись: «Да будет едино стадо и един пастырь».
Эмалированной вязью на иконе было написано: «В благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России от святых обителей Киевских и 10 000 богомольцев и друзей».
В феврале 1904 года началась военная кампания.
На Страстной Седмице при громадном стечении народа образ был освящен и отправлен в Санкт-Петербург, на попечение адмирала Верховского.
Киевские граждане выражали надежду, что «Его Превосходительство употребит все возможности для скорейшего и безопасного доставления иконы в крепость Порт-Артур».
Власти полного адмирала, члена Адмиралтейств-Совета Владимира Павловича Верховского, конечно, вполне хватило бы для «скорейшего и безопасного доставления» иконы по назначению. К тому же, как утверждали, он был человеком благочестивым, ценителем изящных искусств.
На Пасху образ был уже в доме адмирала. Казалось бы, дело за немногим — погрузить икону в ближайший скорый поезд или воинский эшелон, и через 17—18 суток она будет на Порт-Артурских позициях. Но Владимир Павлович поспешности в делах не любил. Несколько дней его дом напоминал модный художественный салон: посмотреть икону заходили генералы, сенаторы, представители властей, старые коллеги по службе… Навестил адмиральскую квартиру и митрополит Петербургский Антоний. Верховский испросил благословения выставить икону («хотя бы на недельку») в Казанском соборе, но владыка напомнил, что законное место ее в Порт-Артуре, и что с исполнением Владычной воли следует поспешить. Адмирал ответил, что ради выигрыша 7—8 дней вряд ли стоит подвергать икону дорожным случайностям. (Последующие события показали, что судьбу иконы как раз и решили эти самые дни!)
31-го марта (в среду Светлой Седмицы) под Порт-Артуром вместе с флагманским броненосцем «Петропавловск» погиб командующий флотом адмирал Степан Осипович Макаров.
Его смерть во многом предопределила развитие событий на морском театре военных действий и весь ход войны. тихоокеанцы переживали его гибель как личную катастрофу, а Государь Николай Александрович оставил среди каждодневных своих записей такую: «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья… Во всем да будет воля Божия, но мы должны просить о милости Господней к нам, грешным».
Если бы Верховский воспринял эту трагедию как некий грозный знак и поторопился с отправкой иконы!.. Но образ «Торжество Пресвятыя Богородицы» продолжал украшать адмиральскую квартиру; Верховский заказал его список, и на эту работу (ее прекрасно выполнили монахини Новодевичьего монастыря) ушло еще несколько дней.
На место погибшего Макарова заступал адмирал Николай Илларионович Скрыдлов, отозванный с поста командующего Черноморским флотом. Приказ о назначении состоялся 1 апреля; 6-го Скрыдлов прибыл в столицу, и, пока длилась почти недельная череда полагавшихся по чину аудиенций, попечение над «Порт-Артурской» иконой приняла на себя вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Образ после краткого молебна в собственной Ее Величества резиденции (Аничков дворец) был доставлен в салон-вагон адмирала Скрыдлова.
Николай Илларионович обещал, что лично внесет его в Порт-Артурский собор.
Адмиральский поезд отбыл 12-го числа. Но, к удивлению многих… снова в Севастополь! Там Скрыдлов пару дней потратил на передачу дел своему преемнику, еще день-другой устраивал по-дорожному семейство с багажом, и лишь 20-го тронулся в путь. Увы, сделал он это слишком поздно! Последний эшелон с боеприпасами прорвался в крепость 26 апреля, разгоняя на стрелках вышедших к полотну японских солдат, за три дня до того высадившихся на побережье. В результате Скрыдлов вместо Порт-Артура оказался во Владивостоке…
Принято считать, что история не терпит сослагательного наклонения. Однако порой невозможно не задаться вопросом: «А что, если?..». Что, если бы лаврские богомольцы не стали связывать свои надежды с Верховским, а твердо возложили упование на всеблагую и всесовершенную волю Божию? Тогда, быть может, история войны сложилась бы по-другому?..
О том, что было дальше, пишет один из современников: «Таинственная и чудесная по своему происхождению икона, известная под названием «Торжество Пресвятой Богородицы»… 2-го августа (!?) 1904 г. была временно помещена во Владивостокском кафедральном соборе…» Икона была выставлена на поклонение 2 августа, спустя почти 90 дней после прибытия во Владивосток. Слухи о сокрытии командующим «Порт-Артурской» иконы блуждали по городу. Можно представить себе, сколь обострилось недовольство (особенно среди моряцких жен и матерей), когда три крейсера вышли в море на неравный бой с японской эскадрой 30 июля — и адмирал поспешил переложить ответственность на вдовствующую Императрицу — мол, Высочайших указаний не поступало… На телеграфный запрос был немедленно получен ответ Марии Федоровны, и образ перенесли из адмиральского дома в Успенский собор.
Едва ли когда соборные стены слышали столько искренних молений, сколько возносилось их перед образом «Торжества Богородицы» в те дни. «Перед иконою, — писал очевидец, — склонив колена, с глубокой верою, со слезами на глазах молились люди… Морские и сухопутные чины, начиная с простого солдата и матроса и кончая адмиралом или генералом, повергались ниц пред этою иконою и в усердной молитве искали утешения, ободрения и помощи у Пресвятой Богородицы…»
6 августа, в праздник Преображения Господня, Преосвященный Евсевий, епископ Владивостокский
в первый раз служил молебен «перед сею необычайною по своему происхождению иконою», предварив его такими словами: «И да не смущается сердце старца-воина, которому было видение, и всех, на средства и по усердию которых сооружена святая икона, что не попала она в Порт-Артур. Господь многомилостив и всесилен, и Его Пречистая Матерь может оказать помощь Артурцам и всем русским воинам, находясь Своим изображением и во Владивостоке, а мы, жители Владивостока, возрадуемся и возвеселимся, имея у себя сию святыню…».
Но чувство неправильности происходящего испытывали практически все русские православные люди. В редакцию «Церковного Вестника» приходили каждодневно десятки писем, вопрошавшие — «Куда делась икона?» Весть о нахождении образа во Владивостоке мало утешила людей. Настроения их наглядно иллюстрирует письмо, направленное в те дни неким «православным военным» адмиралу Верховскому: «Раз икона находится во Владивостоке и не дошла по назначению, она не может подавать благодатной помощи верующим в заступление Богоматери. В настоящие дни наших тяжких испытаний особенно благовременно искать помощи Небесной… и если эта помощь обещана нам при выполнении определенных условий, то нельзя же останавливаться на полпути к тому, что требуется от нас…
Пусть бы икона вверена была рискованному способу доставки ее на место: если действительно было намерение Богоматери через нее явить свою чудесную помощь в Порт-Артуре, то Ее образ дойдет до Порт-Артура; если же не дойдет — подчинимся воле Богоматери, и на нашей душе не останется упрека за невнимание к тому, что через посредство простого моряка изрекается устами Царицы Небесной».
В штабе Скрыдлова составилась группа молодых офицеров-«заговорщиков», душой которой был 23-летний мичман Павел Оттович Шишко. Прорывать блокаду он задумал на маленьком старом пароходе «Сунгари». Отправить икону на нем Скрыдлов, правда, не решился. С нее была снята фотокопия в трех экземплярах, а затем местным живописцем была написана на дереве масляными красками еще одна, в уменьшенном размере. Фотокопии послали почтой в Чифу русскому консулу, чтобы переправить в осажденную крепость китайской джонкой, а вновь написанную решили отправить транспортом. Доставить ее вызвался матрос-доброволец Пленков.
Мичман Шишко, назначенный командиром транспорта лейтенанта А.М.Веселаго и их товарищи предприняли две попытки. Сначала транспорт, нагруженный также мукой и снарядами, был отброшен тайфуном. Вторая попытка сорвалась у самого Порт-Артура, когда на судне уже видели вспышки выстрелов крепостных орудий – помешали дозорные корабли противника. Решили зайти в Циндао и, загрузившись углем, попробовать еще раз, но через день по приходе «Сунгари», туда прибыли миноносцы из крепости, сообщившие о готовящейся капитуляции…
Все это время Успенский кафедральный собор был переполнен народом. Очевидец писал: «Пред иконою «Торжество Богоматери» так же много было молящихся и плачущих, как и в начале августа, после возвращения из боя наших крейсеров… Часто можно слышать с укоризною произносимый вопрос: почему же до сих пор не отправили икону в Порт-Артур?.. Почему не нашелся до сих пор человек, готовый из-за любви к Родине и ее защитникам-героям взять на себя опасную, но вместе с тем высокую задачу — провезти в Порт-Артур икону Богоматери?..»
Такой человек нашелся. Им был Николай Николаевич Федоров, участник Русско-турецкой войны 1877—78 гг., отставной ротмистр лейб-гвардии Уланского Его Величества полка, служивший по Дворцовому ведомству в должности делопроизводителя Императорской охоты. Возраст его был за пятьдесят, он страдал ревматизмом, ни о каких подвигах не мыслил, живя себе тихо в Гатчине — пока не прочел в газете, что икона «Торжество Богородицы» вот уже почти полгода пребывает во Владивостоке, и никто не может доставить ее по назначению…
Николай Николаевич, рассказав о своем намерении супруге, сел на поезд и вечером того же дня был в Кронштадте. Позднее он говорил, что на всем пути его странствий с ним случались «малые чудеса», а все сложные вопросы разрешались на удивление быстро, как бы сами собою. «Впрочем, — заключал он, — удивляться тут как раз и нечему. Ведь я прежде всех моих дел испросил благословение у Кронштадтского Пастыря, великого молитвенника земли русской…»
7 ноября Федоров прибыл во Владивосток. И в этот же день адмирал Скрыдлов получил из Копенгагена депешу вдовствующей Императрицы, которая дозволяла «вверить попечение над образом «Торжество Богородицы» г. Федорову».
О доставке иконы по суше через Маньчжурию нечего было и думать. Моряки советовали дождаться второго похода «Сунгари», но Николай Николаевич решил добраться на каком-нибудь судне в Шанхай и далее действовать по обстоятельствам. Нашлось и подходящее судно — норвежский пароход «Эрик». Команда — малайцы, капитан — британский подданный, груз имел адресацию в Шанхай, а время выхода в рейс было назначено на 22 ноября. «…Время до 22 числа, — писали «Епархиальные ведомости», — г. Федоров употребил на приготовление себя к великому и опасному предприятию: он говел, исповедовался и причастился Св. Тайн Христовых…»
Пароход ушел. С надеждой верующие люди России ждали известий, но их не было… 20 декабря 1904 г. Порт-Артур пал. Фёдоров не успел. И не его в этом вина. Кто из генералов и адмиралов задерживал икону, ясно из вышеизложенного.
11 января во Владивосток пришел заказной пакет, отправленный из порта Чифу на следующий день после падения крепости, 21 декабря 1904. Федоров писал: «8 декабря приехал в Чифу. Нашлись китайцы, взявшиеся доставить меня на джонке в Порт-Артур, и 14 декабря в 9 часов вечера я сел в лодку, но проехал всего около 10 верст. Слабый попутный ветер переменился, подул сильнейший противный северный ветер… и мы вернулись при большом волнении в Чифу. 19 числа я намерен был опять выехать в 6 часов вечера, но к этому времени слабый попутный ветер совсем улегся, и пришедшие за мной китайцы заявили, что опять ехать нельзя. 20-го утром пришли 4 миноносца из Порт-Артура… Какова же была моя скорбь, когда я узнал, что они в Порт-Артур не возвратятся, потому что крепость сдается… Неисповедимы пути Божии. Попутный ветер — от Бога, и если я не попал в Порт-Артур, то ясно, что на это не было воли Божией».
Как сказал глава русской православной миссии в Корее архимандрит Павел — «Слава Богу, что нашелся на Руси человек, явивший ту христианскую доблесть и ту веру, в которых — увы! — многие из нас ныне ослабли… История «Торжества Пресвятой Богородицы»… явилась испытанием нашей общей веры, и самое происхождение ее в Киеве так же необычно, как и тот урок, который преподан нам с такою силою в Порт-Артуре…».
После падения крепости Федоров, рассудив, что икона должна быть среди сражающихся войск, перебрался в маньчжурскую армию. До конца войны Порт-Артурская икона находилась в походной церкви главнокомандующего, а в мае 1905 г., волею Божией и трудами многих людей, счастливо избегнув военных случайностей, вернулась во Владивосток…
Известно письмо отца Иоанна Кронштадтского: «Вождь нашего воинства А.И. Куропаткин оставил все поднесенные ему иконы у японцев-язычников, между тем как мирские вещи все захватил. Каково отношение к вере и святыне церковной! За то Господь не благословляет оружия нашего, и враги побеждают нас. За то мы стали в посмеяние и попрание всем врагам нашим» (Вратарница Дальневосточная. Статья из журнала «Глаголь» №22 (44) от 5.12.2001).
В.Н. Мальковский так писал в своем «Сказании об иконе «Торжество Пресвятыя Богородицы» (1906 г.): «Ужасная и небывалая по своим размерам война унесла десятки тысяч человеческих жизней, поглотила сотни миллионов народного достояния. Обрушившись так внезапно со всеми своими кровавыми ужасами, она явилась Божией карой за то неверие, за ту нравственную распущенность, которые царили в наших слоях общества».
26 мая 1905 года Порт-Артурская икона, возвращенная из действующей армии, была внесена во Владивостокский кафедральный собор. Есть факты, что икона, пронесенная крестным ходом, помогла обуздать революционные бесчинства во Владивостоке 30-31 октября 1905 года (Владивостокские епархиальные ведомости. 1905, № 24) (Отвергнутая победа. Икона «Торжество Пресвятой Богородицы» в Русско-японской войне. СПб. 2003).
Подобная трагическая история произошла и с Песчанским чудотворным образом Божией Матери, о котором в нескольких посмертных явлениях говорил Святитель Иоасаф Белгородский.
Образ Божией Матери, называемый “Песчанским”, известен как один из чудотворных списков Казанской иконы Божией Матери. Явление этого образа связано с именем русского святителя епископа Белгородского Иоасафа. В год своей кончины в 1754 году он объезжал свою епархию, и накануне выезда в Белгород ему был сон…
Некая церковь и в ней, в неподобающем месте, икона Божией Матери. От нее исходило сияние и был глас: “Смотри, что сделали с ликом Моим служители этого храма”. Пораженный епископ Иоасаф при посещении церквей осматривал их как снаружи, так и внутри. Прибыв в город Изюм, он направился в Вознесенскую церковь и там узнал икону, которую видел во сне. Икона служила в притворе перегородкой, за которую ссыпали уголь для кадила. По его повелению икону поместили в большой киот, а в 1792 году церковь вместе с иконой была перенесена из замостья ( городского предместья ) на Пески. По молитвам у Песчанской иконы Божией Матери совершались многие чудеса, люди исцелялись от неизлечимых болезней, прославляя Заступницу рода человеческого.
Чудотворный образ пришел на помощь нашей Родине в один из тяжких моментов ее истории, в самый разгар войны 1914 года и был… отвергнут. 4 Сентября 1915 года на на общем собрании членов “Братства святителя Иоасафа” попросил разрешение выступить военный. “Не удивляйтесь тому, что услышите, — сказал он. — Вопрос идет обо всей России, и я не могу молчать потому, что получил от угодника Иоасафа прямое повеление”; И он рассказал о своем грозном сне за два года до войны. “Явившийся в сновидении святитель взял меня за руку, вывел на высокую гору, откуда взору открылась вся Россия, залитая кровью”. Затем было еще одно видение угодника Божия. “Передо мной стоял святитель Иоасаф… “Поздно, — сказал он,- теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию.
Владимирский образ Царицы Небесной и Песчанской образ Божией Матери нужно немедленно доставить на фронт, и пока они будут там находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию”. Я очнулся и с удвоенной настойчивостью принялся выполнять прямое повеление Божие”. Князь Жевахов и другие члены братства поверили полковнику. Возглавить миссию поручили князю. С Божией помощью князь донес до императрицы суть дела. Последовали высочайшие распоряжения для препровождения икон в Ставку, в которую они прибыли накануне тезоименитства Цесаревича. Но Государю о прибытии поезда из Харькова даже не докладывали.
Вот что сообщает князь Жевахов (страшно ненавидимый масонами за издание им книг С. А. Нилуса, разоблачающих масонский заговор):
Я шел по улицам, разукрашенным, по случаю Тезоименитства Наследника Цесаревича, флагами… Было только 8 часов утра… Встречных было мало… Прошло несколько минут, прежде чем я нашел канцелярию протопресвитера. В первой комнате сидел за столом Е.И. Махароблидзе… Он был правой рукою всесильного протопресвитера, и в его движениях сказывалась уверенность человека, довольного своим положением. Протопресвитер находился в смежной комнате. Я прошел к нему…
“Вот видите, как мы живем здесь, – сказал мне Г.И. Шавельский, указывая рукою на стоявшую в углу кровать, – вот и все наше убранство… Здесь моя квартира, здесь и канцелярия”.
Не желая терять времени, я перешел непосредственно к тому, что меня угнетало, и сказал протопресвитеру:
“Никогда бы я не подумал, что Вы окажете такой прием чудотворному образу Божией Матери, пред которым сам Святитель Иоасаф коленопреклонно молился, со слезами… Я был уверен, что Вы встретите святыню еще более торжественно, чем ее встречали в Харькове и по пути следования в Ставку, когда даже на маленьких станциях, ночью, духовенство и народ, с хоругвями и свечами в руках, ждали прибытия поезда, чтобы приложиться к иконе, и служились непрерывно молебны о ниспослании победы на фронте… Мне казалось, что Вы встретите Царицу Небесную на вокзале крестным ходом с Царем во главе, пройдете с вокзала в Собор, отслужите пред Нею молебен и поставите икону на подобающее святыне место; а увидел я только одного Е.И. Махароблидзе, с брезентовым автомобилем, на котором разъезжают солдаты”…
“Какие там крестные ходы! – запальчиво ответил Г.Шавельский, – это архиепископу Антонию делать нечего; он и устраивает крестные ходы, да всенощные служит по пяти часов: а нам здесь некогда. По горло заняты”…
Я обомлел от этих слов; однако, не допуская еще такого издевательства над религиозным чувством, я спокойно сказал о. Шавельскому:
“Позвольте, здесь, верно, какое-то недоразумение… Вы должно быть не знаете, что я командирован в Ставку по повелению Ея Величества, и того, чем вызвана моя командировка… И что, по возвращении в Петербург, я должен буду представить Государыне доклад о своей поездке”.
Г.И. Шавельский промолчал… Рассказав о докладе полковника О., о бывших ему дважды явлениях Святителя Иоасафа, о таком же явлении старцу в селе Песках, я добавил:
“Совершенно не подобает мне утверждать пастыря Церкви в вере; однако же я думаю, что Вы берете на себя великую ответственность, не выполняя повеления Святителя Иоасафа… Если бы я был даже неверующим, то и тогда одновременное явление Святителя в разных местах двум разным лицам – одному – живущему в месте пребывания святой иконы, в селе Песках, а другому – находящемуся на фронте, и переданное им одинаковое повеление Божие, поколебало бы мое неверие… Святитель приказал не только привезти святые иконы в Ставку и здесь их оставить, а повелел обойти с ними фронт и предупредить, что такова воля Матери Божией, и что только при этом условии Господь помилует Россию; а вы не встретили святыни на вокзале и не предуведомили Царя”…
“Да разве мыслимо носить эту икону по фронту! – возразил протопресвитер. – В ней пуда два весу… Пришлось бы заказывать специальные носилки…
А откуда же людей взять… Мы перегружены здесь работой, с ног валимся. Все это Ваша мистика; это Петербург ничего не делает, ему и снятся сны; а нам некогда толковать их, некогда заниматься пустяками”, – говорил о. Шавельский, все более раздражаясь.
“Так неужели же Вы дерзаете вовсе не исполнить повеления Святителя? – спросил я изумленно, – если Вы берете на себя эту смелость, тогда отслужите хотя бы, всенародный молебен, с коленопреклонением, здесь на площади, в присутствии Государя”, – сказал я протопресвитеру.
“Некогда! С утра до ночи люди в Штабе, за работою”, – отрезал он. Я откланялся.
Через полчаса этот человек пошел в собор служить обедню. Никакое горе, никакое несчастье, казалось, не могло нанести мне большего удара, чем эти слова, этот тон, это глумление над верою, со стороны того, кто являлся духовным пастырем армии и флота…
“Да ведь этот один человек погубит всю Россию, – думал я, возвращаясь в гостиницу… – Бедный Царь, бедная Россия”…
Мне знаком был этот тип людей, и психология о. Шавельского меня не удивляла… Случайные сановники редко привыкают к своему положению настолько, чтобы не иметь нужды подчеркивать его, и часто делают это такими способами, какие только выдают их скромное прошлое. Не заносчивость и самоуверенность о. Шавельского, граничившая с невоспитанностью, шокировали меня, а удивляло меня то искусство, с которым этот маловерующий и ловкий человек мог войти в доверие к столь глубоко религиозному и мистически настроенному Государю и пользоваться чрезвычайным расположением как Его Величества, так и Государыни Императрицы.
Православие для него – мистика… Какая же религия не мистична… Тогда это не религия, а философия…
Священник Яковлев с нетерпением ожидал моего возвращения и бросился мне навстречу с расспросами…
Как, однако, ни было велико мое негодование, я, все же, смягчил свое впечатление от беседы с протопресвитером: мне было жалко смиренного сельского пастыря; мне не хотелось обнажать пред ним картину действительности и показывать те черные пятна, какими эта картина была покрыта…
Но мудрый батюшка и без моей помощи многое видел. От его взора не укрылось то, чего он не ожидал увидеть, и, как бы отвечая на невысказанные мною мысли, о. Александр часто повторял:
“Ох, будет горе, будет… сами люди накликают его… Вот искушение… Сама Матерь Божия протягивает им Свои Пречистые руки, а люди того не замечают… Теперь и злодеи, по селам, каются, ибо видят карающую Десницу Божию; смиряются, проникаются страхом Божиим; а тут сам протопресвитер не боится Бога”…
С помощью Небесной Заступницы, можно было предотвратить Первую мировую войну,
а когда она все же началась, закончить ее русской победой.
Но помешало оскудение веры и ревности у отдельных причастных лиц.
Необходимо понимать, что дело не в том, что иконы Пресвятой Богородицы находились в чуланах и других неподобающих для них местах,
а в том, что ВЕРЫ у помещающие эти иконы в чуланы не было во Всемогущество Божие, отношение к Святыням обличало духовное состояние русского общества. И показывало БОГУ НЕОБХОДИМОСТЬ вразумительного воздействия. А потому за Первой мировой войной последовала революция, сломившая православную Российскую Империю и открывшая эпоху мученичества и гонений на христианство.
Почему такое произошло? Ведь среди Русского Народа были великие молитвенники. Сам Царь Николай Второй был святой и праведной жизни. Почему Господь попускал все эти неудачи? Ответ может быть один: грехи и беззакония, совершавшиеся в России, превысили крайнюю меру долготерпения Божия. Разложенные революционной пропагандой, русские солдаты бежали с фронта, обращали оружие против своих соплеменников. Новая власть очень скоро начала борьбу с Православием. Митрополит Вениамин (Федченков), бывший в войсках генерала Врангеля, говорил, что русская армия героичная, но она «некрещеная». Одного героизма, одного воинского таланта мало для того, чтобы одержать победу (Духовная основа боеспособности, 31.08.2005).
Все белые “вожди” революционных времен садятся на два стула и проваливаются. Иные из них про себя-то не прочь были помечтать и о царе, но вслух именем таким не смели оскорбить завоевания “бескровной”, “страха ради иудейска”. Были из них и ярые противники “царизма”. Деникин, например, сражаясь за “единую-неделимую”, говаривал друзьям: “Вы думаете, что я иду на Москву восстановить трон Романовых? — Никогда!” Но без трона-то Романовых его “единая-неделимая” в клочки разлетелась, и сам он вместо Москвы попал в Черное море.
Протопресвитер Шавельский, верный исполнитель предначертаний масона Романовского, деникинского начальника штаба, даже на Ставропольском церковном соборе 1919 г. не позволял произнести слово “царь”, но на этом же соборе дал волю поляку-эсэру, Свенцицкому, чудом каким-то очутившемуся в рясе священника, и тот бичевал, как самых опасных членов собора, немногих тогда открытых монархистов.
Отход от веры русского общества и всеобщего разложения высшей аристократии под растлевающим влиянием революционных настроений привел к пренебрежению помощью свыше.
далее по ссылке:
http://www.borodino2012-2045.com/БЕССМЕРТНАЯ-ПАМЯТЬ/БОГОМАТЕРЬ-НА-ВОЙНЕ.html
и еще:
«Однажды утром в лазарет пришел бледный-бледный солдат, который дрожал как осиновый лист.
— Раненый? — поинтересовались у него.
Он лишь отрицательно покачал головой. И признался, что не только не ранен, но и болезни у него никакой нет.
— Так зачем же тогда в лазарет пожаловал, раз здоровый?
Самая сильная: у какой иконы лучше всего молиться матерям, сестрам и женам воинов
И тогда солдат попросил у сестры милосердия и докторов местечка отдохнуть, перевести дух.
— Да что же с тобой случилось, чего такой встревоженный? На тебе лица нет.
И начал солдат свой удивительный рассказ, не заслушаться которым было невозможно.
— Я был со своими товарищами на передовых позициях, воевали, значит. И вот рота наша попала под перекрестный огонь. Ну а немцы-то снарядов совсем против нас не жалеют. Пострелял я этак несколько часов, а товарищи мои один за другим с жизнью прощаются. Потом огляделся по сторонам, а никого уже среди наших и нет.
Из целой роты остался я один-одинехонек. И такой ужас охватил меня, такой страх… Не выходит из головы мысль, что придут немцы, захватят меня в плен и будут как только можно надо мной издеваться — все равно погибель… Как бы, думаю, уберечься от этих иродов? Вижу, а неподалеку от меня уже целая гора тел несчастных моих товарищей.
Взял я да, недолго думая, и забрался в эту гору, схоронился между почивших воинов… Пролежал я так до глубокой ночи, пока совсем темно не стало. Потом выбрался и решил направиться к своим. Только я собрался идти, как увидел в кромешной темноте яркий свет — такой, что аж глаза слепит. Смотрю, а по полю идет — не поверите! — сама Божия Матерь.
Августовская икона Божией Матери
Откуда Она? Словно с неба только что спустилась. Подходит Богородица к моим мертвым товарищам и каждому на голову бережно надевает венец. Было совершенно темно, а венцы эти светились… Я остолбенел и не мог с места сдвинуться. Подошла Божия Матерь ко мне и, указывая вдаль рукой, ласково так сказала:
— Направляйся туда к своим. И ничего не бойся. Смело иди по этому пути. Никто тебя не заденет. Вот увидишь…
Я пошел по указанной Богородицей дороге, хоть в это и трудно поверить. Сражение и ночью не прекращалось. Кругом летали и свистели пули, но ни одна из них меня не задела, все мимо. Никто меня не заметил, и вот я добрался до вас. Как видите, живой и невредимый. Благодаря промыслу нашей Заступницы, Божией Матери. Я не могу сейчас ничего делать, мне бы сил набраться. Дайте мне немного передохнуть и в себя прийти, а дальше — снова на поле боя».
Накормили, конечно, солдата и дали ему хорошенько отдохнуть. А историю о рассказанном им чуде сохранили и теперь передают из поколения в поколение. И по сей день молятся русские воины перед боем своей Заступнице и произносят такие слова:
«О Пресвятая Владычице Богородице, воинство христолюбивое укрепи, за землю Русскую и людей ее заступись,
от видимых и невидимых врагов защити и спаси души наши».
maxcom110 написал(а):А европейская Первая Мировая? Какой был вообще в ней смысл?
Просто тупое истребление набранного в солдаты "мяса".
Но цели, которые преследовали она позволила достичь.
Правда потом все повернулось совсем не так, как они планировали...
По грехам человеческим попускает Господь
мясо истребили, а души тех солдат страданиями очистились, венцы от Царицы Небесной получили
и Царства Небесного сподобились
не будь той войны... неизвестно какова была бы их участь в годы революции
и последующие...
